— Ты здесь где-нибудь знаешь хоть одну деревню поблизости, княжич? — шепнул Баламут так, что слышно его было не только старушке, но и в Великом Новгороде.

— Вообще про здешнюю местность ничего не знаю, как и ты, — ответил княжич, недовольный таким хамством своего товарища к этой милой бабуле. — С ума не сходи, а то тебе уже и за каждым пнём черти мерещиться начнут.

Старушка только махнула рукой.

— Злой ты, молодец-удалец, недобрый какой-то, — сказала она, обращаясь к Баламуту, — это всё потому, что ты худой, как щепка. Вот в тебе злоба-то и копится, потому что для доброты места нету, не то что в этом красавце.

Бабуля мягко ущипнула княжича за щёку.

— Ишь, сладкий какой, да мягкий. Будто пирожочек румяный. Невестушку себе сыскал уже, добрый молодец? Небось все девчонки за тобой бегают, да штабелями перед тобой падают. Эх, была бы я лет на семьдесят моложе…

Алексей залился краской, смущённо забормотал что-то, только что ножкой не зашаркал, пока Баламут, скривившись, закатывал глаза.

— Да что же я тут с вами всё беседы-разговоры вожу, у меня же там блины в печи стоят!

Бабушка всплеснула руками и заспешила в дом, Алёша уже отряхнул пыль с одежды и тоже собирался пойти в избу. Баламут посмотрел вверх, на кружащую стаю воронья, что оглашали окрестности тревожным карканьем, задумчиво потёр шрам.

— Подожди-ка немного, — Баламут придержал княжича за рукав. — Меня терзают смутные сомнения. Бабуля, одна в лесу, домик у неё какой-то подозрительный.

Он указал на стену, тонущую в зелени плюща и ярких красок цветов.

— Вся народная мудрость говорит только о том, что с такой сомнительной личностью лучше не связываться.

— А по-моему она очень хорошая женщина, — набычился Алексей.

— И блины у неё уже наготове, вот так совпадение, да? Точно тебе говорю, бабка тут в засаде сидела. Только и выжидала таких доверчивых простаков, как ты.

— Ты ещё обыскать её предложи, может у неё нож в рукаве. Уже каждой тени боишься, а бабуля эта — божий одуванчик.

— Ой, вы посмотрите на него, получил первые два комплимента в своей жизни грешной, и всё, и поплыл, голубчик. Глазки заблестели, как у щенка приласканного, спинка выпрямилась, плечики расправились. Купили тебя с потрохами, одумайся, сын княжий, одумайся, я тебе говорю.

— Зайдём, отдохнём с дороги, покушаем блинов, узнаем куда ехать…

— Потом внезапно начнётся что-то плохое, — прервал его Баламут. — Поверь мне, всё плохое начинается всегда внезапно.

— Ты постоянно плохо думаешь о людях, что с тобой не так?

— Княжич, есть два вида людей. Подозрительные…

Баламут разогнул один палец.

— И ставшие чьим-то ужином.

Разогнул второй.

— Если ты хочешь сегодня спать в лесу, питаясь еловыми шишками, — сказал Алексей, — ты так сразу и говори, а не ходи вокруг да около.

— Знаешь, я лучше предпочту ужинать шишками, чем сам стану ужином.

Княжич махнул на него рукой.

— Всё, прекращай, нам надо дорогу узнать, до поесть, зайдём и выйдем, на пять минуточек. Не будем обижать хозяйку отказом.

Алексей привязал поводья коня и прошёл в избу. Сзади, страдальчески застонав, потянулся и Баламут.

Внутри было тепло и уютно. Пахло выпечкой и полевыми цветами, под потолком избы висели пучки трав, вдоль стен ютились шкафы, забитые какими-то склянками, баночками, горшочками и мешочками, из которых тянулись острые пряные ароматы. Центральное место занимала большая русская печка, на которой уютно мурлыкал чёрный кот, тихо потрескивал огонёк.

Старушка суетились по горнице, торопливо накрывая на стол.

— Присаживайтесь, присаживайтесь, гости милые-дорогие, в ногах правды нет.

Алексей мгновенно разомлел от домашнего уюта. Баламут же присел на лавку, огляделся, побарабанил пальцами по столу.

— Ну, посидели и хватит. Сколько можно гостеприимство ваше испытывать, пора и честь знать. Спасибо этому дому, пойдём к другому.

— Да вы же не покушали даже, милки, ну-ка, налетайте.

Старушка поставила перед ними тарелку с большой горкой пышущих жаром блинов и горшочек со сметаной, затем снова засуетилась по хозяйству.

На стол запрыгнул кот. Прошёлся туда-сюда, выгнул спину, потёрся о подбородок Алексея. Княжич почесал ему спинку и тот довольно заурчал, затем сунул нос в горшочек со сметаной.

— Вот нахал! Кыш! Кыш!

Старушка замахнулась полотенцем, кот зашипел и с обиженным мявком сбежал за печку.

Пока хозяйка причитала про этого хвостатого бесстыдника, княжич тайком зачерпнул сметаны в ложку и опустил её под стол. Пластунским бегом кот подскочил, быстро слизал угощение, благодарно ткнулся лбом по сапогу и снова сбежал за печку, сверкая оттуда жёлтым глазом.

Алексей подмигнул животному и потянулся за первым блином, но Баламут придержал его руку.

— А что, бабуля, часто гостей-то привечаете? — спросил он.

— Давненько ко мне гости-странники не захаживали. Уж и забыла, когда в последний раз привечала людей здесь, потому уж так и рада вам, вся истосковалась.

— Вы же говорили, что к вам местные деревенские заходят за травами.

Старушка резко обернулась к нему.

— Мало ли что я говорила, золотце, ты кушай давай, не отвлекайся на глупости. Кушай, я сказала.

По избе будто потянуло ледяным ветром и княжич осторожно положил блин обратно на тарелку.

— Да ладно вам, бабушка, — сказал он, — не стоит беспокойства, сейчас мы ещё с другом моим быстро съездим в одно место, тут недалеко, и сразу к вам обратно вернёмся.

— Сидите, хлопчики, сидите, вы уже приехали.

Ставни захлопнулись с таким грохотом, что вся избушка содрогнулась до основания. Алексей попытался вскочить и схватиться за меч, но его словно невидимой рукой припечатало обратно на лавку.

— Ты чего удумал, за железку свою хвататься. Сиди, милок, сиди, мой сладкий.

Баламут ёрзал на лавке, пытаясь вывернуться из магической хватки.

— Ладно, бабуля, ты пошутила, мы посмеялись, расстанемся же на этом, как старые добрые друзья, — сказал он. — Будем потом вспоминать эту встречу с легкой ноткой ностальгии и приятного озорного розыгрыша.

Старуха подошла к нему поближе и щелкнула по носу.

— Вспоминать я тебя буду, — сказала она, — только как сытный ужин, да и то, думаю, горький ты на вкус и кости с тебя одни, не то что дружок твой.

— Ха-ха, — сардонически рассмеялся Баламут, поворачиваясь к Алёше, — а кто был прав? А? А?