хотя и проклял, но в итоге пощадил и даже оградил от наказания — не потому ли, что он был бессознательным проводником и исполнителем Его воли?.. А все же интересно, каким образом Творец отличил человеческую кровь от овечьей. Вряд ли то был чисто химический анализ — скорее всего, Он благодаря своему всеведению мог непосредственно наблюдать форму кровяных телец…

— Холмс, Холмс! Если вы будете и дальше богословствовать в подобном духе, мы черт знает до чего договоримся! — сердито прервал его Ватсон. — Хватит с нас и Полифема.

— Что ж, Ватсон, я готов пощадить ваши чувства: и в самом деле неприятная тема. Сам автор Священного Писания тоже решил опустить завесу над этой сценой — и кто я такой, чтобы ее отдергивать? Я всего лишь продемонстрировал вам, что некоторые подробности иных преступлений лучше скрывать. Географы старой школы надписывали на частях карты, где располагалась очередная terra incognita — «здесь живут львы». Это означало, что сюда заглядывать не стоит. Есть чудовища, которые настолько отвратительны, что лучше их не видеть вовсе.

Доктору захотелось поспорить: волей-неволей разговор его увлек. Даже промозглая сырость, холодным языком лижущая спину, уже не казалась столь несносной.

— Все-таки, — начал он, — чудовищ рождает сон разума. И если обращаться не к фантастическим измышлениям, а к реальности, правду всегда следует предпочесть недомолвкам. Ну вот например. Вспомните хотя бы, как мы с вами разоблачили тайну Баскервиль-холла.

Холмс выпрямился в кресле, как будто его тела коснулась гальваническая батарея.

— Что с вами? — встревожился Ватсон.

— Пустяки, — бросил Холмс, — кажется, невралгия… Как странно, что вы сами заговорили об этом деле. Все одно к одному.

— Да, вот вам удачный пример, — разгорячился Ватсон. — Если бы не ваша проницательность и не мое перо, местные крестьяне до сих пор верили бы в призрачного пса, обитающего на болотах. Мы же не только раскрыли убийство, но и покончили с многовековым суеверием.

— Ох, дорогой мой друг. Вы даже не подозреваете, насколько неудачный пример выбрали. Признаться, — в этот момент в голосе великого сыщика послышалась нотка, которая была ему в высшей степени несвойственна, а именно смущение, — меня до сих пор терзают некие сомнения, связанные с этим делом…

— Вы меня изумляете, — Ватсон окончательно забыл о сырости и потухающем камине. — Неужели в этом деле остались какие-то неясности?

— Нет, я не об этом… Просто есть обстоятельства, которые вам неизвестны. И они касаются как раз той темной области, где живут львы. Или другие чудовища, не менее опасные.

— Холмс, ну это уж слишком. Что-что, а события вокруг Баскервиль-холла я помню во всех подробностях. В конце концов, я был их непосредственным участником и даже написал о том недурную повесть — которую вы, кажется, так и не прочитали.

— Представьте себе, мой дорогой друг: можно быть в самой гуще событий и ничего в них не понять. Аристократ, о котором я упоминал, убил своих братьев на глазах у сотен людей, в честном бою. Но отнюдь не потому, что они носили мундиры другого цвета. А потому, что ему было известно, отчего его малолетняя сестра утопилась в колодце. Как я уже говорил, античный сюжет. Зато преступление было наказано, а честь семьи — сохранена.

— Вот как? Пожалуй, Еврипид взялся бы за подобную тему, — вздохнул доктор, — увы, человеческая натура порочна. Но все же, какое это имеет отношение к баскервильскому делу?

— А вы уверены, что хотите знать? — великий сыщик повернулся лицом к другу так резко, что рассохшееся кресло возмущенно крякнуло по-утиному.

— Если вы мне не доверяете, Холмс… — обиженно начал Ватсон, но тот его прервал:

— Дорогой друг, если бы я вам не доверял, то не завел бы этот разговор. Честно говоря, мне давно хотелось посвятить вас во все подробности этой истории. Но я был связан словом, данным вашему коллеге. Сейчас обстоятельства изменились. Никто не пострадает: главное действующее лицо выведено из игры. К тому же ваша книга уже написана, так что память о семье Баскервилей останется такой, какой ее хотел видеть этот благородный человек.

— Что-то случилось с доктором Мортимером? — голос Ватсона задрожал от волнения.

— Успокойтесь, с ним все в порядке. Да я и не его имел в виду. Ладно, давайте уж начнем сначала. Или, вернее, с конца, так удобнее. С вашей книги. Я ее, признаться, не читал. Но не сомневаюсь, что вы представили на суд публики образцовое произведение.

— Вы мне льстите, — пробормотал доктор.

— Нет, нет, это отнюдь не комплимент. Во всяком случае, я сам не вижу в этом ничего особенно замечательного — ну, скажем так, куда меньше, чем в хорошо приготовленной яичнице с беконом. Но я не сомневаюсь, что в обсуждаемом нами опусе присутствуют все ингредиенты, которые делают сочинение занимательным. Смерть, интрига, опасность, любовь, немного мистики, счастливый финал с полным разоблачением всех тайн, оказавшихся ужасными, но все же посюсторонними… не так ли?

— Да, но все это было в реальности, — напомнил Ватсон. — Мне до сих пор снится та ночь, когда…

— Не продолжайте, Ватсон. Вы имеете в виду появление собаки и исчезновение Стэплтона?

— Исчезновение? Вы намекаете, что этот негодяй жив? — изумился Ватсон. — Впрочем, да, тело не было найдено… Возможно, вы правы. Но что это меняет?

— Многое, Ватсон, очень многое! В отличие от пикантной ситуации с Авелем, простертый на земле труп оставляет немного простора воображению. По сути дела, мы можем выдвигать всего три гипотезы о причинах его плачевного состояния: несчастный случай, самоубийство, убийство. Хотя нет, и тут есть нюансы. Убийство может быть замаскировано под самоубийство или под несчастный случай. Встречались в моей практике также самоубийства, замаскированные под несчастный случай, ради сохранения репутации, и даже самоубийства, замаскированные под убийство, ради мести или просто из ненависти. Наконец, бывают даже самоубийства, которые суть лишь средства для убийства других людей — и я весьма опасаюсь, что когда-нибудь это станет распространенным явле… о дьявол! — Холмс взмахнул погасшей трубкой, извергающей серый пароходный дым. — Мне урок, — сказал он, извлекая из кармана халата длинную фосфорную спичку. — Итак, сами посудите: даже тело с явственными следами насильственной смерти и то оставляет простор для догадок. Но отсутствие тела расширяет сферу возможного почти до бесконечности. Кто он, исчезнувший? Мертвый или живой? Беглец или пленник? Скрывается от возмездия или сам готовит месть? Наконец, преступник он или жертва? Или жертва собственного преступления — ведь такое тоже случается?

— Простите, Шерлок, но вы разгадывали подобные загадки, и не раз, — решительно прервал Ватсон это затянувшееся рассуждение. — Мне кажется, в данном случае искать Стэплтона…

— В данном случае, — великий сыщик наконец