на то что я сам крайне далек от всего подобного. Но любить? Любить можно только равного… Впрочем, это не имеет отношения к делу, которое как раз подходит к важнейшему повороту. В игру вступили новые обстоятельства, а именно интересы моего второго клиента, доктора Джеймса Мортимера.

— Так, значит, он все же ваш клиент?

— Разумеется. Правда, клиент, представляющий не свои личные интересы, а интересы своего высокопоставленного пациента, к тому времени покойного. Если же быть совсем точным — интересы всего рода Баскервилей.

— Вот как? И в чем же эти интересы состояли?

— Как обычно, в сокрытии истины, — Холмс сгорбился в кресле перед умирающим в каминном зеве огнем. — Именно в этом обычно и состоят интересы большинства людей, у которых есть интересы. Но на сей раз речь шла о задаче действительно сложной. А именно о тайне уже разглашенной, хотя и в превратном свете, о тайне известной, хотя и не тем, кого следовало бы бояться, о тайне, готовой в любой момент вырваться наружу и причинить непоправимый вред репутации почтенного семейства… Я имею в виду проклятие рода Баскервилей. Проклятие, послужившее причиной смерти сэра Генри. А также, судя по сведениям, собранным доктором Мортимером, и многих других представителей того же семейства.

— То есть все-таки легендарная собака? — Ватсон помотал головой, заранее отвергая подобную идею.

— Нет, конечно. Собаки — живые или призрачные — в этом деле играют, если можно так выразиться, собачью роль. Мне, правда, искренне жаль, что пришлось прикончить несчастного пса, вся вина которого состояла в том, что он понадобился в качестве театрального реквизита для постановки финальной сцены. Других собак в этом деле не было. Более того, не было и никакой легенды о собаке. Миф о собаке Баскервилей — это, если угодно, миф о мифе. Его не существует. На собаку навешали всех собак, чтобы ни одна собака не стала рыться в шкафу со скелетами.

— То есть как? — не понял Ватсон. — А семейное предание? А рассказы местных жителей? Наконец, тот самый манускрипт, который нам показывал доктор? Вы, помнится, датировали его тысяча семьсот… — начал было Ватсон и осекся на полуслове.

— Да, мой дорогой друг, да… Кстати, на будущее: палеографическая экспертиза — тонкое и сложное дело. Не доверяйте экспертам, которые судят по первому взгляду. Разумеется, я изготовил рукопись весьма аккуратно. Разоблачить подделку такого уровня не сможет ни один полицейский эксперт, разве только какой-нибудь книжный червь из Берлина, пропитанный архивной пылью. Но у меня есть все основания полагать, что сэр Генри никогда не захотел бы пробыть в обществе подобного субъекта более пяти минут и уж тем более делиться с ним семейными тайнами… Что касается местных жителей, вы знакомы с ними по словам Бэрримора, не так ли? А Бэрримор был проинструктирован мной. Впрочем, местные жители и в самом деле кое-что знают о баскервильском чудовище. Но ваша книга, Ватсон, со временем произведет свое благотворное действие, то есть поможет им расстаться с подлинным преданием, с успехом заменив его подделкой. Вот оно, преимущество массового образования! Люди приучаются думать чужим умом, верить чужим глазам, а главное — пользоваться чужой памятью как своей. Сейчас несколько газетных статей могут произвести полный переворот во всем умственном строе нашей просвещенной нации — что говорить о книге знаменитого литератора! — Холмс посмотрел на друга с нескрываемой иронией. — Тогда тайна Баскервилей, она же и причина смерти несчастного сэра Генри, будет надежно погребена.

— Но вы-то знаете правду?! — Ватсон даже привстал, предчувствуя близость разгадки.

— Все по порядку, Ватсон, все по порядку… Помните, что я говорил о смерти? Труп оставляет очень мало простора воображению. Несчастный случай, самоубийство, убийство. Так вот, в случае сэра Генри мы имеем дело с ситуацией, выходящей за эти тесные рамки. Ибо его смерть не была несчастным случаем, но и самоубийством не была тоже. Что касается убийства… пожалуй, да, но в некоем ином смысле, выходящем за рамки уголовного кодекса, да и вообще человеческого правосудия как такового.

— Я не верю своим ушам, Холмс, — проговорил потрясенный Ватсон. — Вы, скептик и материалист…

— Еще раз: не торопитесь с выводами! Я не говорил, что эта сила нематериальна или находится за гранью естества. Это всего лишь одна из страстей, в силу некоей ошибки природы приобретшей своего рода отдельное бытие… Впрочем, вы могли бы догадаться и сами. Напомню ключевые моменты. Во-первых, предание о собаке, которая живет на болотах, в сердце трясины. Даже крестьяне не могли бы изобрести подобную чушь. Собаки не живут на болотах. Собаке нечего делать на болоте. Даже призрачную собаку народное воображение не поселило бы на болоте. На болотах обитают совершенно другие существа, Ватсон. Совершенно другие.

Доктор замер, почувствовав, как любопытство уступает место неприятному беспокойству. Замечание о «других существах», произнесенное спокойным, даже насмешливым тоном, все же затронуло некую струну, которая имеется в душе даже самого закоренелого скептика.

— Теперь подойдем к той же теме с другой стороны, Ватсон, — продолжал Холмс, не обращая внимания на состояние друга. — Помните эпизод с кражей башмака сэра Генри в гостинице? Вы при нем присутствовали. Не показалось ли вам кое-что странным?

— Кажется, нет, — доктор потер виски: слишком резким показался ему переход. — Помню, сэр Генри был очень недоволен…

— Все сложнее, Ватсон. Поскольку этот момент важен, я настоятельно попрошу вас освежить память. Кстати, на это как раз сгодилось бы ваше знаменитое сочинение… Вы, надеюсь, уделили внимание этому эпизоду?

— Кажется, да, — не вполне уверенно сказал Ватсон. — Да, точно, — добавил он.

— Где-то я видел эту вашу книжку, не далее как сегодня утром, — высокий лоб Холмса перерезала вертикальная морщина. — А, вспомнил! Ватсон, пожалуйста, сходите вниз. Когда мы сюда поднимались, я видел зеленый томик на столике в прихожей. Судя по всему, наша дорогая миссис Хадсон почитывает ваши опусы… Заодно прихватите бренди! — крикнул Холмс, когда доктор, встав, уже подходил к двери.

Ватсон молча скрылся за дверью. Заскрипела лестница, потом что-то стукнуло, зашуршало, затихло внизу.

Ветер воспользовался паузой и заскулил в трубе, торопясь обратить на себя внимание. Но тщетно: человек в кресле погрузился в свои думы, судя по всему, не слишком веселые.

— Вот, — голос доктора Ватсона вернул Холмса на землю. — Еле нашел. Она спрятала его под портьерой.

Он протянул великому сыщику початую бутылку бренди. В другой руке он держал крохотный поднос из плетеной соломки, на котором едва умещались два маленьких, не очень чистых стаканчика.

— Славно, — одобрил Холмс, забирая бутылку. — С возрастом начинаешь находить смысл в алкоголе. На месте правительства я запретил бы продавать крепкие напитки джентльменам моложе сорока…