Ватсон дернул плечом и шеей, показывая на кресло. Там лежала книжка в потрепанной красной обложке с золотыми надписями и черным силуэтом пса, стоящего на дороге.

— Найдите то место про башмак, — распорядился Холмс. — Это важно.

Ватсон открыл том, перелистнул несколько страниц, потом еще несколько.

— Да, это здесь.

— Читайте! — распорядился великий сыщик, подливая себе бренди.

— «Сэр Генри улыбнулся, — начал доктор. — Почти все мое детство и юность прошли в Соединенных Штатах и в Канаде, поэтому английский уклад жизни мне еще в новинку. Но вряд ли у вас считается в порядке вещей, когда у человека вдруг пропадает один башмак…»

— Это все можно пропустить, — нетерпеливо бросил великий сыщик. — Помните, как он высчитывал цену ботинок? Вы об этом ведь, кажется, писали?

— Вот, — нашел Ватсон.

«— Вы отдали чистить новые башмаки? Зачем же это?

— Они светло-коричневые. Поэтому я велел почистить их темной ваксой.

— Значит, по приезде в Лондон вы сразу же отправились покупать башмаки?

— Я вообще ходил по магазинам. Доктор Мортимер составил мне компанию. Дело в том, что если уж человеку суждено стать владельцем большого поместья, так и одеваться надо соответственно, а я несколько пренебрегал своим туалетом, живя на Западе. В числе других вещей были куплены и эти башмаки — ценой в шесть долларов! — а вот надеть-то их так и не пришлось».

— Отлично, Ватсон! Теперь подумайте вот о чем. Человек становится наследником огромного состояния. Он, по его собственным словам, собирается принарядиться. Он покупает светлые башмаки и просит их начистить темной ваксой. Почему он не купил черные? Потому что черные стоили дороже, и ему не захотелось переплачивать. Вот единственное объяснение. Заметьте, он отлично запомнил цену башмаков: шесть долларов. Понимаете?

— Не понимаю, — Ватсон не скрывал, что раздосадован и сбит с толку. — Сэр Генри в тот момент еще не привык к своему новому положению. Возможно, в Америке ему приходилось считать каждый цент. К тому же в этой стране принято, что даже миллионеры посещают дешевые распродажи. Я не вижу в этом ничего необычного. И, главное, нет никакой связи с обстоятельствами гибели несчастного сэра Чарльза Баскервиля.

— Вы меня разочаровываете, Ватсон, — вздохнул Холмс. — В конце концов, вы же врач. И знаете, что такое симптоматика. Допустим, у вас чешется ладонь и покраснела кожа. Это может быть случайностью, а может оказаться грозным признаком воспаления, заражения, может быть, опухоли… Впрочем, все зависит от условий. Здесь, в нашем ужасном английском климате, вы вряд ли отнесетесь серьезно к подобной мелочи. Но если бы мы находились в благодатной Индии…

— Да, пожалуй, — признал Ватсон. — В индийских условиях можно ожидать чего угодно, вплоть до риштозных червей.

— Вот именно. Все дело в условиях. Так вот, поведение сэра Генри было именно симптомом. Первым признаком пробуждения в его душе той силы, которая преследовала несчастный род Баскервилей из поколения в поколение… Вам интересно? А ведь на улице уже ночь, Ватсон. Может, останетесь? Откровенно говоря, я не прочь вспомнить прежние времена. Оставайтесь, Ватсон.

Доктор бросил на друга косой взгляд и ничего не ответил.

Замолчал и Холмс. В обступающей тишине последовательно, как на фотографической пластине, начали проявляться разные звуки: тусклое позвякивание часового механизма, шипение светильного газа в рожке, наконец — мерный шум заоконного дождя и басовитое поскуливание ветра в каминной трубе.

— Оставайтесь, — повторил сыщик. — Что вам делать дома, в холодной постели? И ведь вы заинтригованы, не так ли? Выпейте, бренди недурен.

Ватсон взялся за стаканчик, с видимым усилием проглотил едкий комочек бренди.

— Есть длинная индийская сказка, — медленно сказал он, — где попугай развлекает женщину, собирающуюся к любовнику, всякими россказнями и прерывает рассказ на самом интересном месте, а продолжает только тогда, когда получает от нее твердое обещание остаться дома и хранить верность мужу. Обычно попугаю удавался его трюк. Что ж, мне некому хранить верность… и я заинтригован.

Улыбка разрезала острое лицо Холмса. Глаза его сверкнули, как у охотника, подбившего дичь и уже отстегивающего поводок, чтобы пустить собаку по следу.

— Ну, если так, то продолжим. Тем более что разгадка близка. Знаете ли вы истории про несчастных, которые тащат в свой дом любую заплесневелую корку, грязную тряпку, трясутся над каждым грошом и умирают с голоду над сундуками с золотом?

— Такие случаи описаны в специальной литературе, — пожал плечами доктор, не пытаясь скрыть разочарования, — но какое это имеет отношение к Баскервилям? Насколько мне известно, сэр Чарльз был симпатичным и щедрым человеком, много занимался благотворительностью и охотно помогал ближним. Сэр Генри тоже не отличался страстью к накопительству. Он был прижимист, но не более.

— Да, Ватсон, психиатрия — не ваша специальность. Мне же, как сыщику, приходится быть специалистом широкого профиля. В частности, я неплохо разбираюсь в так называемых маниях. Немало проступков и преступлений люди совершают, повинуясь не трезвому расчету, а невнятным порывам больной души. Например, я знал одного почтенного адмирала, пиро-маньяка-поджигателя. Он выбирал исключительно здания эпохи Георга III, к которому испытывал противоречивые чувства… Хотя чаще всего в моей практике встречается клептомания, или нервическое стремление к мелким бессмысленным кражам. Однажды мне пришлось выручать из нехорошей истории герцогиню де… впрочем, неважно. Противоположностью мании является фобия — страх перед чем-либо. Например, среди женщин распространена нервическая боязнь мышей и пауков, хотя эти существа практически безобидны. Больше неприятностей причиняет агорафобия — страх перед открытым пространством. Этим страдал… — Холмс досадливо хлопнул себя по колену, так что соломенный подносик со стаканчиком подпрыгнул. — Кажется, я много болтаю… Так или иначе, фобия — очень неприятная вещь. Сталкиваясь с предметом, вызывающим страх, больной испытывает приступ паники, который он не может контролировать. Он чувствует удушье, спазмы в горле, сердце выскакивает из груди, выступает холодный пот, начинается дрожь в конечностях, возможен обморок… Понимаете?

— Да, симптомы мне известны, — подтвердил Ватсон.

— Так вот. У рода Баскервилей несчастливо сошлись два наследственных дефекта. Один из них — склонность к редкой, малоизученной фобии, являющейся в каком-то смысле парой по отношению к мании скупости. Патологический скупец, как я уже говорил, тащит к себе в дом мусор, барахло и спит на мешках с золотом. Но существует и фобия, очень похожая на манию скупости. Это страх перед тратами, перед отдачей денег.

Ватсон рассмеялся.

— Пожалуй, — сказал он, — этой фобией страдают все здравомыслящие люди, включая нас с вами. Разве мы не боимся лишних расходов?

— Нет, — Холмс покачал головой, — дело не в этом. Мы все хотим получать больше и отдавать меньше. Это рациональное желание. Но вы же не упадете в обморок в магазине,