Шрифт:
Закладка:
Вот разве что…
Подумав о Вальтере, девушка вспомнила и о браслете. Она не поленилась осмотреть его весь, от первого до последнего звена, но никакой пробы так и не нашла.
***
Над свинцово-серым морем висели тяжелые облака. Сквозь них слабо пробивались редкие солнечные лучи, отбрасывая блики на угрюмые волны. Море было пустынно: ни одного корабля, ни даже захудалой рыбачьей лодки.
Волны беззвучно исчезали среди прибрежных валунов. Берег тянулся длинной и широкой грядой, на которой высился хвойный лес. Неподалеку от берега стояло несколько деревянных домов, сложенных из почерневших толстых бревен.
На берег вышла немолодая сероглазая женщина — должно быть, хозяйка одного из домов. Женщина куталась в теплый вязаный платок из козьей шерсти и хмуро вглядывалась куда-то в морскую даль, но ей не удавалось ничего разглядеть.
Что же она силилась увидеть среди холодных серых волн?
Там вдали, посреди моря, лежал одинокий остров. В его прибрежных скалах росли редкие деревья, а сам остров тянулся к небу каменистой сопкой, покрытой лишь мхом и лишайником. На самой вершине, среди разбросанных повсюду валунов причудливой формы, работала, не покладая рук, другая женщина, в которой Зоя с первого взгляда признала бы Мирьям. Ее линялый платок сбился, и ветер трепал черные с сильной проседью космы, а руки покраснели от холода. Но глаза Мирьям горели фанатичным огнем. Она носила тяжелые слитки из серебристого металла и выкладывала их плотным кольцом. Внутри этого кольца толпились удивительные пушистые звери. Они больше всего напоминали лисиц, но их шерсть покрывали затейливые фиолетовые узоры.
Смысл есть всегда
Довольно долго от Антона не было ни слуха, ни духа. Зоя хотела было написать ему сама, спросить, как продвигается «охота на лис» (ну и название!), но передумала. Если что-то поймает — сам сразу скажет, а если пока ничего не получилось — зачем лишний раз об этом напоминать? По правде говоря, Зоя вообще была не до конца уверена в реальности этой задумки.
К тому же забот и так хватало. Где-то на горизонте, впрочем, не таком уж далеком, маячили экзамены. В клинике сезонный наплыв пациентов достиг невероятных масштабов. Главврач даже попросил пятикурсников по возможности брать на неделе несколько рабочих часов, чтобы хоть немного разгрузить штатных ассистентов. Зоя, конечно, не могла оставаться в стороне. Она частенько приходила после учебы помогать в в процедурном кабинете и в стационаре, куда привозили пациентов в тяжелом состоянии. Стационара Зоя, правда, старалась избегать: почему-то ей стало очень трудно пробиваться сквозь ощущение бессмысленности борьбы. Она не сомневалась, что в ней говорит трусость, недостойная ни врача, ни студента. Но врачи и администраторы клиники ничего не замечали.
Вальтер проявлял живой интерес ко всем Зоиным делам. Он с пониманием относился к тому, что она иногда отменяла встречи, ссылаясь на жуткую усталость, только спрашивал, не может ли он чем-нибудь помочь.
«Боюсь, добавить к суткам еще часов пять-шесть все-таки не в ваших силах», — отшучивалась Зоя. Ей в самом деле было очень жаль пропавших свиданий, но она всерьез боялась заснуть прямо у Вальтера в машине.
Это были именно свидания — несмотря на всю его сдержанность, на то, что он продолжал обращаться к ней на «вы», и некоторые другие интригующие моменты. Например, то, что Зоя не приглашала Вальтера к себе, было совершенно естественно — но и он тоже не делал попыток позвать ее в гости или показать, например, свой рабочий кабинет. О себе он вообще рассказывал мало и только отвечая на прямые вопросы. Хотя его жизнь казалась Зое очень интересной, похожей на какой-то исторический роман: Вальтер родился в одном из кантонов Швейцарии от смешанного брака, с юности много ездил по миру, говорит на нескольких языках…
— Если хотите, мы съездим в Швейцарию этим летом, после вашего выпуска. Хотя, мне кажется, в Италии вам понравится больше… — мимоходом предложил он Зое в ответ на ее восхищенное «Наверно, там очень красиво!».
На выходных Вальтер возил ее за город, смотреть старинные усадьбы, или в какой-нибудь музей, или в кино. Он ничего не требовал и не ждал от нее и вообще все выглядело так, словно одно её присутствие рядом — само по себе огромная ценность.
Он очень постепенно сокращал дистанцию: садился чуть ближе, задерживал её руку в своей всё дольше и не сводил с неё взгляда, одновременно мягкого и уверенного, от которого у неё замирало сердце. А когда Вальтер в первый раз коснулся губами её губ — на одно лишь мгновение, нежно и еле заметно — Зоя почувствовала, что тает, как мороженое на солнце.
Девушка иногда задумывалась, что Вальтер вел себя совсем иначе, чем, по рассказам подружек, вели себя их кавалеры. Хотя, конечно, он ведь был намного старше. К тому же, наверно, давал о себе знать его швейцарский сдержанный характер.
***
Однажды Зоя, как обычно, пришла после занятий в процедурный, но администратор — та самая Наташа — чуть ли не со слезами принялась ее умолять:
— Зоечка, я тебя очень прошу… Давай ты сейчас часик-другой отдохнешь, может, домой съездишь, поешь, а к семи — половине восьмого приедешь и посидишь в стационаре? В процедурном сегодня пациентов мало, там Борисова сама справится.
— Ну, если очень надо, я прямо сейчас могу пойти в стационар, чего ждать-то? — вздохнула Зоя, смиряясь с неизбежным. В конце концов, долг есть долг.
— Сейчас рано еще, у нее операция только начнется. К вечеру, если повезет, должна будет проснуться… А у нас тут черт знает что, рук не хватает, Ольга Дмитриевна только поздно ночью сможет приехать, у нее там форс-мажор… С приема в стационар, сама понимаешь, никого не сдернуть…
— Подожди, подожди, я ничего не поняла. У кого операция?
— А, ты ж еще не знаешь... Нам сейчас привезли собаку. Состояние…
— Тяжелое? — сочувственно спросила Зоя.
— Хуже. Там совсем… — Наташа махнула рукой. Она была хорошим администратором, любила свою работу и искренне переживала за всех пациентов. И очень верила врачам, которые на ее глазах не раз уже совершали настоящие чудеса. — Но, знаешь, мне кажется, шанс есть.
