проводили его до самых ворот и выпустили из города живым и невредимым.

Сильно разгневался эмир Насрулла, но от задуманного отступиться не хотел. В эту ночь Юсуп, поручив Мусулманкулу руководить обороной города, сам 6 частью войска выступил за стены Коканда. Он собирался призвать на помощь сипаев из Андижана и Тюре-Коргона, чтобы дать открытое сражение явно ослабевшему, измотанному безуспешной осадой воинству Насруллы. А эмир Насрулла, обрадованный отсутствием Юсупа, немедленно снарядил в Коканд новое посольство. На этот раз он рассчитывал, что посланный сумеет завязать сношения с человеком, который показался Абусатару настроенным дружелюбно, и при помощи этого человека договориться с Шералы об удалении Юсупа с должности аталыка.

Второй посол сумел найти путь к советнику Шады. Но повлиять на Шералы советник не смог. Хан твердил одно: "Юсупа нет… а я что скажу…" В конце концов Шералы надоели и уговоры Шады, и посол; он велел позвать Мусулманкула. "Убери ты его с глаз моих!" — сказал он, указав на посла. Мусулманкул кликнул двух сарбазов и что-то негромко приказал им. Сарбазы увели посла. Подталкивая его в спину, провели через весь город к тому месту, где установлены были две пушки. Неподалеку возвышалась груда тел убитых бухарцев. Посла заставили вскарабкаться на эту груду и продержали так почти до ночи, наведя еще при этом на него заряженные пушки с подожженными фитилями. Возле орудий дежурили пушкари, и посол успел до вечера тысячу раз проститься с жизнью. В сумерках его вывели за ворота и дали пинка в зад.

Эмир Насрулла уже не надеялся взять Коканд. К тому же до него дошли слухи, что хивинский хан, воспользовавшись его отсутствием, намеревается пойти походом на Бухару. Насрулла тотчас снял осаду и двинулся прочь от Коканда. Но Юсуп успел собрать дополнительное войско и теперь спешил с десятью тысячами конницы перерезать дорогу Насрулле. Эмир заметался, точно зверь, попавший в облаву: он решил собрать все свои силы в железный кулак и пробиться из окружения. Годами создаваемое, хорошо вооруженное и обученное прославленное бухарское войско было разбито в один день; меньше половины воинов увел с собою эмир Насрулла в поспешном бегстве.

Юсуп еще раз вошел в Коканд торжествующим победителем.

С этого времени кокандское ханство начало восстанавливать свои прежние границы. В 1843 году Юсуп, взяв с собою второго сына Шералы — Мала-бека, предпринял поход на Ташкент. Ташкентом правил от имени бухарского эмирата некто по имени Ма-Шериф. В сражении у Шор-Тюбе, недалеко от Ташкента, Юсуп наголову разбил войско Ма-Шерифа, самого его взял в плен и занял город. Он казнил всех ставленников эмира и поставил над Ташкентом своего правителя.

Вскоре по наущению эмира Насруллы напал на Коканд и вошел в Ляйляк сын Алым-хана Ибрагим-бек, что скрывался в Самарканде. Юсуп не хотел самолично участвовать в драке с ним и выслал против него таласского Сыйдали-бека во главе большого войска. Сыйдали-бек напал на Ибрагим-бека неожиданно, — тот еще не успел обеспечить себе поддержку среди местного населения, воинов у него было немного. Почти всех их перебили, сам Ибрагим попал в плен.

Как быть со вторым наследником престола? Путь один. Убить его, уничтожить как можно скорее. Юсуп понимал это, но не решался сам отдать приказ. Что ни говори, но Ибрагим-бек сын прославленного Алым-хана, заложившего основу кокандского государства. Не стоит брать на себя ответственность за его кровь. На троне сидит Шералы. Пусть он прикажет убить Ибрагим-бека. Пусть он отвечает за кровь своего брата и на этом свете, и на том. А Шералы не знал, что делать. Он сам никогда не отдавал приказ о казни, никого не велел убивать. "А что будет, если его не убивать? Ничего особенного. Пускай живет…" — нерешительно говорил он. Юсуп пожимал плечами. "Решай сам. Он твой родич. И твой враг. Твой престол он будет оспаривать. Престол один. Либо он останется за тобой, либо Ибрагим-бек отвоюет его у тебя. Не убьешь ты его — он тебя прикончит. Власть — такое дело. Решай сам…" Как же быть? Юсуп, который до того все решал без помощи Шералы, теперь хотел остаться в стороне. С кем еще посоветоваться? К кому из придворных Шералы ни обращался, все отвечали одно: надо избавиться от Ибрагим-бека, убить его поскорее. В конце концов Шералы был вынужден принять этот совет. "Убейте его где-нибудь подальше отсюда, чтобы глаза мои не видели", — сказал он, и это похоже было не на ханский приказ, а на мольбу о пощаде.

На следующий день Ибрагим-бека увезли в глухой кишлак Япан и там обезглавили.

До этого случая над Шералы посмеивались при дворе, называя его за глаза "пустым местом" и "размазней"; теперь прозвания эти разошлись по всему Коканду, их произносили вслух на базарах и в чайханах.

Шералы, живя в горах, не научился разговаривать грозно и сурово, ни на кого никогда не повышал голос. Стал ханом, надел на голову корону, но не смел приказывать не только Юсупу, а и вообще никому из придворных. Мягкость и нерешительность Шералы расценивали как слабость и глупость; такие его черты особенно не по нутру были противникам Юсупа, которые осуждали хана за то, что он идет у аталыка на поводу.

А Юсуп тем временем пытался поправить внутреннее положение ханства. Постоянные междоусобицы принесли Коканду неисчислимые беды. Оседлое население беднело, ибо испытывало частые и разорительные набеги; особенно пострадали пограничные города и селения. Хлеба сеяли мало, торговля шла плохо, толпы нищих бродили по дорогам, народ сильно роптал. Юсуп запретил до поры до времени брать из казны и расходовать налоговые поступления за хлебопашество и торговлю. Он жестоко преследовал казнокрадов. Сократил дворцовые расходы. Оставалась еще одна ненасытная утроба — непомерных и непосильных для казны расходов требовало огромное войско. Чего стоило только прокормить его, а ведь пока не было набегов и походов, не было и добычи, казна ничего не получала. Юсуп распустил большую часть войска, сохранив лишь отборные части. Из тех сотен, что подчинялись ему лично, Юсуп оставил лишь одну во главе с Абилем. Зачем зря содержать их, если в случае нужды по первому зову на первый дым сигнального костра спустятся с гор верховые кочевники-воины!

Развращенные роскошью беки-управители, казнокрады-придворные, кадии, которым отныне запрещено было самим взимать поборы, были недовольны этими новшествами. Недовольны были и те, кто привык ежедневно пировать за счет казны, — какой же это двор без пиров и торжеств? Юсуп знал, что наживает себе множество врагов, но он верил в себя, в свои силы и не страшился ничего.