Шрифт:
Закладка:
— А вот в моей практике встречались случаи, когда женщины давали фору мужчинам. Знаете, о чем я подумала — наше убийство нельзя отнести к типично женскому или типично мужскому.
— В каком смысле?
— Вы наверняка не станете спорить с фактами из учебника. Пистолет и нож — обычно мужские орудия убийства. Женщины предпочитают бесконтактный способ — отравление, например. А в случае Полины сложно судить.
— Использование скополамина можно считать отравлением, — напомнил Морошин. — Получается, убийца — женщина.
— Но наркотик дали Усольцевой не с целью отравить, а затем, чтобы она выполнила чужую волю, — возразила я. — Это больше похоже на мужчину.
— По мне, все эти теории чушь. Я встречал женщин, застреливших человека, и мужчин, подмешавших жертвам крысиный яд. Не будем зацикливаться на том, что пока нельзя проверить. Сосредоточимся на этом дизайнере… — Морошин заглянул в свой блокнот, — Иртеньеве. И некоей Марии, коллеге Усольцевой. Старого поклонника пока берем на карандаш, но займемся им в последнюю очередь.
— Я так и планировала поступить, пока вы не появились у меня на пороге, — мой сарказм Лев Марсович опять не заметил, и я решила больше его не использовать. — А вы чем займетесь?
— Попробую размотать ниточку с наркотиком. Выясню, как в нашей стране можно достать скополамин. Сдается мне, сделать это не очень просто, иначе у нас была бы волна самоубийств и изнасилований. Исходя из результатов проверки, попробую установить покупателя.
— И как вы планируете это делать? На виду у всех в своем отделе?
— У меня есть нерабочее время и парочка старых друзей в отделе по борьбе с наркотиками. А еще надо постараться понять, кто взял с моего стола отчет.
— Если вы начнете это выяснять, то привлечете к себе ненужное внимание.
— Может, дело в простой ошибке. — Похоже, Морошин так и не смирился с мыслью, что в Вознесенском РОВД что-то нечисто. Я вспомнила о клиенте, для которого вела расследование смерти его брата, выпавшего из окна. Вознесенские в нем точно наследили. Если адвокату удастся это доказать, возможно, нужные имена всплывут сами собой. Решила пока ничего не говорить об этом деле Морошину. В конце концов, он тоже из злополучного РОВД. Может, его визит — это такая уловка, чтобы выведать, что мне известно. Я взглянула в глаза капитану, сидевшему передо мной. Не похож он, конечно, на отравителя и манипулятора, но внешность, как он сам говорит, обманчива. Пока всех карт ему не стоит открывать.
— Еще подозреваемые есть? — спросил Морошин.
— Пока у меня вообще нет подозреваемых. О них можно будет говорить, когда мы всех опросим.
— А почему мы не рассматриваем в этой роли сестру?
Я опешила:
— Сашу? Но зачем ей это?
— Мотив, конечно, важная штука, но мы о нем можем и не знать. Насколько я знаю, родители в отъезде, девушки живут одни в городе. Как насчет убийства с целью завладеть наследством? Вы проверяли родителей?
— Нет. И не думала.
— Может, они умерли, а девушки стали обладателями наследства? Мать и отец приезжали на похороны дочери?
— Не знаю. Я не спрашивала. — Морошин посмотрел на меня так, что мне стало неудобно. Как школьнице, провалившейся на экзамене. Еще слово — и он, наверное, встанет из-за стола со словами: «С таким никудышным сыщиком я точно работать не буду», наденет свой мокрый плащ и гордо выйдет.
Я бросилась оправдываться:
— Но послушайте, Саша сама ко мне пришла. Зачем ей потребовалось это делать, если она убийца?
Лев Марсович опять посмотрел на меня укоризненно:
— Допустим, она должна была убедиться, что следствию ничего не известно. Когда речь идет о наследстве, юристы очень дотошны. Или она сама не убивала, но как-то связана с убийцей. Или ей надо было провернуть какое-то дело под прикрытием вашего расследования. Или она хотела убедиться, что ничего не пропустила, планируя и совершая убийство сестры. А найди вы какие-то улики и доказательства — вас в расход, а улики в огонь. Этот вариант, конечно, маловероятен, но ничего без проверки исключать нельзя.
Я представила Сашу, заносящую надо мной руку с кухонным ножом, и отмела этот бред как самый неправдоподобный поворот в истории.
— Хорошо. Я узнаю о родителях сестер, но только для того, чтобы ваша совесть была спокойна. Уверена, Саша не имеет к смерти Полины никакого отношения.
— Ну что ж, — Морошин поднялся, — я больше не буду вас задерживать. Держите меня в курсе.
Мы обменялись телефонами, и я вышла проводить гостя в прихожую.
— Мне одна мысль не дает покоя. — Лев Марсович обернулся на пороге. — Что такого сделала или узнала ваша Усольцева, что ее потребовалось устранять столь диким способом?
— Я уже думала об этом. Но способ в данном случае — просто способ. Постановка вопроса неверная. Если бы вы не обнаружили этот отчет или Саша не оказалась такой упрямой в поисках истины, смерть Полины стала бы обычным самоубийством. А теперь мы просто обязаны докопаться до правды. И правильный вопрос звучит так: что такого сделала или узнала девушка, что потребовалось ее убить? Ведь для убийства повод нужен веский, согласитесь.
— Соглашусь. Ну, всего доброго!
Если бы дело происходило лет пятьдесят назад, Морошин приподнял бы шляпу. Но дело происходило сейчас, шляпы у него не было, поэтому он просто коротко кивнул и скрылся в темноте моего подъезда.
Я постояла немного в задумчивости, глядя на закрывшуюся дверь. Похоже, у меня появился самый странный напарник за всю мою жизнь. Охнув и схватившись за спину — при Морошине я старалась держаться, — я прошла в комнату и опять заползла в кровать, пристроив поясницу на подушку. Когда же пройдет это чертово растяжение?
Капитан Морошин немного спутал мне все карты, но его появление все же дало пищу для размышлений. Во-первых и в главных — теперь я точно знаю, что это убийство. Эта информация, кстати, снимает подозрения с самого Морошина, которые меня посетили получасом ранее — вряд ли убийца или полицейский, связанный с ним, стал бы являться ко мне домой, преподнося столь ценный подарок для расследования.
Во-вторых, Алексея теперь неплохо было бы допросить еще раз. Речь шла уже не о догадках, а об установленном факте убийства. Мог он убить свою бывшую девушку? Посмотрим на это дело с точки зрения бесстрастного капитана Морошина — то есть отбросим эмоции и интуицию. Конечно, мог. Возможность подобраться к девушке у него была — ему вообще не составило бы труда ни встретиться с ней, ни остаться наедине. Только какой у него мотив? Конечно, мы о нем можем и не знать.