подозреваемых. Он бы точно удалил отчет со своего компьютера. Так что же в нем было интересного? Смерть Полины наступила не от утопления?

— Нет, с этим все в порядке. Утопление чистейшей воды, простите за идиотский каламбур. Но была одна деталь: в организме найдены следы наркотика.

— Какого?

— Скополамина.

— «Сыворотка правды»? — удивилась я.

— На самом деле это вещество блокирует волю человека. Понимаете, о чем я? — спросил Морошин, глядя мне в глаза.

Я медленно кивнула. Это кардинально меняло дело.

— Она действительно прыгнула сама. Потому что кто-то сказал ей прыгнуть.

— И это объясняет, почему она просто утонула в луже. Этот «кто-то» просто запретил ей бороться за жизнь.

— Наркотик может оказывать такое сильное воздействие? А что еще есть в отчете? Нашли след от укола?

— Нет. Но скополамин легко можно подмешать в напиток или сигарету. Не обязательно использовать инъекцию. Более того, если использовать шприц, то след от укола обязательно наведет экспертов и следователей на мысль, что жертве что-то вкололи. Это у любого следователя — даже у такой Упертой Задницы, как я, — вызовет желание все проверить. А раз нет укола и девушка прыгает сама, то никаких сомнений не остается.

Я задумалась. Выходит, Полина все-таки стала жертвой убийства. И какого! Самого что ни на есть изощренного. Что же произошло почти месяц назад и кому Полина могла перейти дорогу? Кто этот безумный убийца? Ради чего вообще можно пойти на такое преступление?

— Вы завели дело об убийстве? — спросила я.

Морошин замялся.

— Еще нет. Честно говоря, я бы хотел пока расследовать это дело неформально.

Я кивнула:

— Вы все же опасаетесь коллег. И правильно делаете. Тот, кто забрал отчет с вашего стола и постарался, чтобы вы о нем забыли, сделал это не просто так. Он явно связан с убийцей.

— Я все-таки думаю, что это единичный случай. И что паршивая овца в РОВД только одна, — сказал Лев Марсович, — но пока она есть, будет благоразумнее держать в секрете расследование. Иначе может случиться всякое.

— И для этого вам нужна я.

— Да. Вы — лицо стороннее. За вами если что следить не будут. Мне нужен человек, который бы вел расследование вне РОВД, пока я делаю вид, что ничего не происходит.

Я усмехнулась.

— Но я и так веду расследование.

— Так давайте объединим усилия. Вдвоем можно управиться гораздо быстрее.

— А как вы будете расследовать и одновременно делать вид, что ничего не происходит?

Морошин повертел в ладони пустой стакан.

— Что-нибудь между делом мне точно удастся выяснить. Тем более вам не помешает иметь за спиной надежный тыл. Вы же понимаете, что теперь, когда стал понятен характер смерти Полины Усольцевой, игра для вас стала опаснее. Речь уже не о влюбленной дурочке, решившей свести счеты с жизнью из-за того, что ее отверг поклонник. Речь об убийстве и о реальном убийце.

— Вам будет тяжело делать вид, что ничего не произошло. Коллеги могут не поверить. Вы же заставили судмедэксперта показать вам отчет. Слух об этом уже наверняка разнесся по отделению.

— Я постарался создать впечатление, что просто нужна бумажка для порядка. Мол, скоро проверка и все должно быть оформлено надлежащим образом. Они знают, какой я крючкотвор, — Морошин смущенно запнулся, — поэтому вряд ли отнесутся к этому серьезно. Больше на работе я не заговорю о деле Усольцевой. Но и вы пока ее сестре ничего не говорите.

— Этого я обещать не могу. С Сашей меня связывают отношения «заказчик-клиент». Я не могу скрывать от нее то, что узнала.

— Попридержите информацию. У меня есть полномочия надавить на вас. Александра Усольцева не должна до поры до времени знать, до чего мы докопались. Мало ли кому она может проболтаться? И тогда вся наша конспирация полетит к чертям.

— Ладно. — Я согласно кивнула. В словах капитана определенно был резон.

— Хорошо. Это мы обговорили. Теперь обсудим план действий.

При этих словах я представила, как Лев Марсович достает из папки большую карту, разворачивает ее на моем столе и начинает чертить схему наступления. Не удержавшись, я хмыкнула. Морошин покосился на меня, но ничего не сказал. Вместо этого он вытащил из папки большой черный блокнот и ручку. Методы у нас были похожие.

— Итак. Я предлагаю начать с ее парня.

— Вы забываете, что я уже все начала, — улыбнулась я. — И с парнем уже встретилась. Алексей плохо себя чувствовал, но смог немного со мной побеседовать. Правда, я говорила с ним еще без этой ошеломительной информации про скополамин. Но все равно, он не показался мне человеком, который совершил убийство. Наоборот, кажется, он очень переживает.

— В расследовании нет никаких «кажется» и «на мой взгляд». Есть только аргументы и факты.

— Ну вот опять вы! — Я даже рассердилась. — Если бы вопрос был в аргументах, вы никогда бы не пересмотрели это дело заново и не наткнулись на отсутствующий отчет. Потому что по всей имеющейся информации и показаниям свидетелей, это было чистое самоубийство.

Морошин возразил:

— Но когда вы опрашиваете свидетеля, нужно обращать внимание только на то, что действительно важно. Неужели никогда ваше первое впечатление о человеке не оказывалось ошибочным?

Я посмотрела на Морошина.

— Ну вообще, оказывалось.

Он не понял иронии.

— Вот видите. Так что я принимаю только аргументы.

Я коротко пересказала ему беседу с Алексеем Южным и его сестрой Региной.

— На данный момент ничего не понятно, — резюмировал Лев Марсович, подвигая к себе блокнот и делая пометки. — Но хорошо, что есть выход на бывшего начальника и коллегу. Кто у вас еще в разработке?

— Саша рассказывала мне об отвергнутом поклоннике Полины, — вспомнила я, — но это дела давно минувших дней. Даже не знаю, стоит ли его вообще искать.

— А в чем было дело?

— Состоятельный бизнесмен попал под обаяние Полины и настойчиво добивался взаимности. Получил отказ.

— Мог затаить обиду.

— Мог. Но по опыту скажу, такие люди обычно быстро утешаются в объятиях других дам.

— А я по опыту скажу, что мужчины мстительнее женщин, — парировал Морошин, — женщины даже более отходчивы. Да, они могут совершить преступление, но обычно это заурядное истеричное убийство. А вот мужчины более изощренные в этом отношении. Не многие решаются мстить бывшим пассиям, но те, что решаются, способны порой на самые страшные поступки.

Я удивилась. Лев Марсович не производил впечатление тонкого знатока психологии.

— Вообще-то, я слышала обратное. У женщин фантазия ярче.

Морошин махнул ладонью, словно отгоняя неприятную мысль:

— Это только в книгах так пишут. Я опираюсь на практику.

— Аргументы и факты, я помню.

— Именно. В моей практике самые отвратительные преступления всегда