Шрифт:
Закладка:
Элгор рыкнул, ударил кулаком по столу и вышел из комнаты Роара:
— Давай, пей, это то, что надо! Особенно, когда тану нужна поддержка и наши трезвые головы, — зло бросил бронар и вышел вон, хлопнув дверью.
Всё это время Роар рвал себя на части, переступая через себя. Он словно гнил, впитывая в себя эти происходящие вокруг разложение, лицемерие.
Так было всегда?
Роар понять не мог, как так случилось, что раньше его всё устраивало и почему он ничего не замечал. Как раньше удавалось не видеть всего этого паршивого гниения, да ещё и спокойно существовать в нём.
Нет, великий эла никогда ему не нравился. В глазах изарийского митара он мало чем отличался от своего отца.
Роар отчётливо помнил эти худющие, цепкие пальцы, которые лежали на его мальчишечьей шее, впивались больно и зло, шёпот этот жуткий, спрашивающий, нравится ли мальчишке его новая мать. Усмешка в безумных глазах правителя и ярость в глазах стоящего рядом танара. Роар не мог ответить правду, тогда он солгал. Великий удовлетворённо кивнул, потом больно схватил за волосы и напомнил, что лгать нельзя, за ложь будет наказание. Роар тогда кивнул, сказав, что не лжёт великому и никогда не посмел бы, а от боли в глазах стояли проклятые слёзы.
Вокруг были все эти взрослые и никто из них ничего не сделал и даже не пошевелился, никто не заступился, даже отец. Когда великий его отпустил, Роар подошёл к новой супруге Рейнара и та, когда эла отвернулся, погладила мальчика по голове. Потом она была вынуждена пойти за Эарганом и отцом Роара, вслед правителю. На плечо легла рука Рэтара. Тан слегка сжал пальцы, в знак поддержки и взглядом, давая понять, что плакать нельзя.
Потом этот отвратительный безумец умер, а его место занял нынешний эла, в обход двух своих старших братьев.
Один из них был безумен, как отец, слаб и страдал припадками. В приступах он терял сознание, глаза его становились пустыми и безжизненными, а после он несколько дней приходил в себя, словно каждый раз заново учась соображать и говорить.
Понятно, он не мог стать правителем. И в конечном итоге однажды во время приступа оказался на лестнице, упал и сломал себе шею, падая вниз со ступеней.
Что до второго старшего брата, то до сих пор Роару было непонятно, как удалось сделать так, чтобы тот отказался от правления в пользу младшего. А во время последней крупной войны, его взяли в плен и он до сих пор кажется находился где-то в заключении у вражеского элата, тогда и поражение тот элат избежал только благодаря этому пленению. Хотя сейчас никто уже не вспоминал кажется о том, что элинин Кармии до сих пор находится в плену.
А этот… этот великий сначала был вполне неплохим правителем, но, если подумать, только при жизни Эаргана, который умел держать в узде всю Кармию и конечно очень умело управлял и эла тоже. После смерти танара, который почти всё время, пока носил титул ферана Изарии, был первым советником великого эла, всё поменялось.
К великому прибились противники Эаргана, которые при его жизни только бессильно зубами могли клацать. А отец Роара, ставший фераном, не только не лез в правление, но и не считал нужным поддерживать тот уровень влияния и мощи ферната Изарии, который был достигнут при его старшем брате.
Да и, чего скрывать, был очень плохим управленцем и хозяином. Как и Роар, он много понимал и смыслил в военном деле, и если бы не Рэтар, никто не знает в каком состоянии была бы Изария в тот момент, когда Рейнар погиб.
В элате к этому времени уже всё было в полнейшем развале и разгуле. Именно в это время Роар попал ко двору, как митар Изарии, и на полную окунулся в происходившие там. Гуляния, пиршества, турниры, разврат. Две крупные войны, случившиеся в это время, только подстёгивали безумный праздник жизни, когда заканчивались победой Кармии.
И уж Роар оказывался в первых рядах среди тех, кто эту победу приносил, не жалея себя и потом рассказывая о том, как получил новые шрамы. И у него были девицы, которые точно знали какие из шрамов свежие. И это невообразимо тешило его самолюбие тогда. Но сейчас…
За последнии тиры, пока они в Изарии бились с тем, что победить казалось невозможно, стало очевидно, что всё то, что раньше было таким радостным, теперь стало ложным и пустым.
А потом появилась Милена.
Роар столько раз позволял себе терять голову, влюбляясь, а потом снова, снова и снова. И никогда внутри не было такого страха и такой тоски, что невыносимо себя сдержать, невозможно отвлечь. Он не хотел никого другого, не хотел. И чувствовал себя отвратительно даже просто любезничая со всеми этими прибывшими с эла женщинами и девицами. А со многими из них у него была близость, с кем-то и не раз, и сейчас они ждали развлечений именно такого плана, а его тошнило от неоднозначных взглядов, слов, намёков или даже открытых предложений. Ему хотелось улыбки и взгляда только одной женщины.
Когда с утра увидел, как Элгор вёл Милену из леса, чуть с ума не сошёл. И отводя в дом серых, скрипел зубами, держался, чтобы не взять на руки и не унести к себе. Больно было от слёз, от обиды за неё и за Хэлу. Проклятые прихоти тех, кто считал себя выше всех остальных.
И с таким трудом, со злостью и застилающей глаза яростью, сдерживал себя, чтобы не удавить Кэйоса Яндэ, который ударил Милену. Его маленькую, хрупкую девочку. Ударил, потому что советник не считал её человеком, потому что не видел в ней даже животное, вроде туняки. Она была просто вещью. Советник мог позволить себе забить её почти до смерти и ничего бы ему не было. И от мысли этой скручивало так, что в глазах темнело и рассудок покидал сознание.