чёрном мундире с серебряными пуговицами и медалью с символическим изображением Геенны на груди — и выглядел во всём этом очень строго и внушительно. Впрочем, учитывая тот факт, что Арчибальд был без иллюзорного амулета, то часть внушительности достигалась не мундиром, а эманациями его родовой магии, от которой в зале словно стало чуточку теплее. Принц напоминал солнце, которое греет, но не обжигает, — чувствовать его родовую силу было приятно. Хотя я не сомневалась, что при необходимости Арчибальд может сделать так, что эта сила начнёт обжигать, но пока только согревала.

Я вновь попыталась отвести глаза и, вздохнув, потёрла ладонью лоб. Соберись, Айрин! Тебе самой нужно закончить работу с родовой магией, не стоит отвлекаться. Хотя то, что я делала со зрителями каждый вечер, было просто и не причиняло мне неудобств — иначе Говард не позволил бы мне ничего подобного. Я даже не уставала. Но и воздействие, которое я применяла, даже близко не было сильным — так, слегка повысить настроение окружающим. И рассеивалось на весь зал, задевая даже исполнителей и техников, что им только нравилось. Один даже шутил, что это «как выпить рюмку для куража», только без последствий в виде опьянения.

Я с трудом, но закончила с родовой магией и поскорее отошла от занавеса, стараясь не смотреть на принца — иначе, чего доброго, зависла бы там надолго, а мне через несколько минут нужно было выходить на сцену. Следовало как-то собраться, чтобы не отвлекаться на присутствие Арчибальда во время спектакля… Но, как это сделать, я не представляла. Приворотное зелье превратило меня в магнит, и я всеми силами тянулась к принцу, невзирая на здравый смысл.

В конечном итоге я воткнула в рукав булавку — если станет совсем худо, её можно будет подвигать, чтобы уколола кожу. Если и боль не поможет мне прийти в себя, то и ничто не поможет. В таком случае после спектакля маэстро будет ругаться, но я тогда попросту расскажу ему правду. Хотя я в любом случае расскажу, делать это мне никто не запрещал — то ли на самом деле было неважно, сохраню ли я всё в тайне, то ли дознаватели недоработали. Так или иначе, но отсутствием запрета стоило воспользоваться. И заручиться поддержкой Говарда — туго мне будет без неё, я уже привыкла, что он в курсе всех обстоятельств моей жизни…

.

Удивительно, но спектакль я отыграла почти как обычно — отвлекалась на его высочество всего пару раз, но и все периодически отвлекались. Даже Марлоу — и тот однажды залип на рассматривании Арчибальда. По этому поводу пошутила одна из актрис в антракте, и Ларк неожиданно не стал ни отрицать, ни огрызаться, а отшутился в ответ — сказал, что пытался представить себя охранителем, защитником Альганны и подчинённым Арчибальда и в итоге решил, что стоять на сцене и смотреть на принца со стороны ему нравится больше. Подобное высказывание вызвало взрыв откровенного хохота и немного расслабило обстановку — всё же, несмотря на то, что играли мы нормально, напряжение ощущалось. Не со стороны — внутри коллектива. Но в этом не было ничего удивительного, не каждый день к нам родственники императора в театр приходят…

Во время поклона я старательно пыталась не смотреть на Арчибальда, но в итоге сдалась — в процессе спектакля отвлечься от принца было проще и реальнее, чем после, когда весь зал как на ладони и лицо его высочества прямо перед тобой. Красивое лицо, мужественное… и улыбающееся. И какая же у него улыбка, Защитница! Спокойная и мягкая, но такой силы и обаяния, что хочется улыбаться в ответ…

И я улыбалась. Как дура. Широко и абсолютно радостно — будто была безумно счастлива видеть Арчибальда. Часть меня и была счастлива — та, которую опоили приворотным зельем. А вот вторая моя часть пребывала в лёгком ужасе от происходящего. Осадком на дне плескались неловкость за собственное поведение и страх за будущее. Я не сомневалась, что Арчибальд не станет меня ни к чему принуждать — но ведь за него это сделает приворотное зелье…

В гримёрную после спектакля я возвращалась на негнущихся ногах. Понимала прекрасно, что его высочество не может не зайти ко мне. Зря он, что ли, вообще сюда пришёл, ещё и букет прислал? Зайдёт, разумеется.

Я лихорадочно смыла с лица всю краску — никогда в жизни не стирала грим настолько быстро! — и оторвала накладные ресницы. Почему-то мне не хотелось встречать Арчибальда будучи в театральном гриме, хотя никакой логике это желание не поддавалось. Что в гриме, что без грима — я выглядела примерно одинаково хорошо. Грим-то в основном был нужен только для того, чтобы в свете софитов лицо не сверкало и чтобы губы с глазами были видны с задних рядов.

После суеты с гримом я вдруг вспомнила, что стоит ещё сменить обувь — от сценической ноги уже гудели. Скинула туфли и как раз собиралась залезть под трюмо, чтобы найти сменные балетки, когда услышала стук. Резко выпрямилась, забыв про обувь, и испуганно выдохнула:

— Д-д-да?

Дверь медленно открылась, и порог перешагнул тот, кого я ждала.

Арчибальд.

В гримёрной у меня всегда светло — иначе не загримируешься, — поэтому теперь я могла разглядеть его высочество во всех подробностях. И полностью насладиться влиянием приворотного зелья, из-за которого меня захлестнуло таким сильным и горячим чувством, что на пару мгновений даже в глазах помутнело.

— Добрый вечер, Айрин, — произнёс его высочество, останавливаясь посреди гримёрной, пока я пыталась справиться с собой. Во время спектакля булавку я не использовала, но сейчас поняла, что нужно, иначе совсем растекусь лужей у ног принца. И, схватившись за кончик с бусиной, торчавший из рукава, подвигала булавкой, чуть вспарывая кожу. Стало ощутимо легче — боль, оказывается, действительно может отрезвлять.

— Добрый, ваше… — Я запнулась, но всё же сказала, понизив голос: — Арчибальд.

Он довольно улыбнулся, и я едва не застонала — Защитница, какая всё-таки у него потрясающая улыбка! И маленькая ямочка на одной щеке… Мне с такой силой захотелось дотронуться до неё, что пришлось вновь использовать булавку.

— Рад, что ты вспомнила о моей просьбе. Я зашёл, чтобы сказать тебе — мне очень понравился спектакль. Честно, не ожидал. Я всегда думал, что «Варьете Родерика» — это что-то… на грани приличия. Оказалось, нет. — В голосе Арчибальда звучало удивление, вполне искреннее причём. — Не заметил в зале ни одного аристократа кроме себя. Они