достаточно подробно. Он сказал, что в тот момент, когда его высочество Арчибальд по своей любимой привычке отправится гулять по городу, я обязана уйти из театра и перенестись при помощи пространственного лифта на Дворцовую площадь, на общественную площадку для переносов. К сожалению, артефакторы, несмотря на то, что бились над этой задачей много лет, так до сих пор и не смогли разработать нормальную кабину для пространственного перемещения человека — только для мелких грузов (такой артефакт назывался «почтомаг») или для небольших животных. Для того чтобы человек мог перенестись из одного места в другое, требовалось построить пространственный лифт. Осуществлялось это всегда магом — соответственно, сама я проделать подобное не могла. Но, так как в нашем театре магов было меньшинство, Говард держал на работе дежурного мага-хозяйственника — как раз для таких случаев.

Перемещаться по городу свободно нельзя по очень простой причине — иначе было бы слишком много ошибок в построении лифтов, и маги в буквальном смысле падали бы на крыши зданий, вместо того чтобы оказываться посреди тротуара. Перенос в черте города разрешён только на специальные площадки для переносов. В Грааге их несколько, в том числе на Дворцовой площади.

Там меня встретили. Те самые мужчины, которых потом побил его высочество, не маги. Удивительная работа у сотрудников первого отдела…

Изначально с нами был ещё тот дознаватель, который ходил ко мне в театр, — он как раз руководил всеми, и теми мужчинами, и мной, — но потом ушёл. Перед этим наконец назвал своё имя: Гауф. Хотя, возможно, это позывной — кто их там разберёт, в дознавательском комитете… Мне это имя отчего-то напомнило рык волка, да и сам Гауф казался похожим на волка — хваткий, но осторожный, с умным и спокойным взглядом и плавными движениями хищника. Я не представляла, сколько ему лет и как он выглядит на самом деле, — и, скорее всего, так никогда этого и не узнаю. В любом случае я чувствовала, что Гауф относится ко мне без пренебрежения и даже с сочувствием, что положительно сказывалось на моём принятии всей этой ситуации. Которое, правда, полетело к демонам, когда я всё-таки столкнулась в этот вечер с Арчибальдом…

Приворотное работало отлично, и даже сквозь иллюзорный амулет, который превращал принца в мужчину с совершенно другой внешностью, я ощущала собственную влюблённость. Какое-то абсолютно дикое чувство, когда хочется слушать голос, смотреть в глаза, видеть улыбку и даже обнимать. Правда, при мысли о последнем мне становилось почти физически плохо. Страх-то при этом никуда не делся…

Я не представляла, как это всё ощущал эмпат Арчибальд, если я и сама сходила с ума от обуревавших меня чувств. Они просто рвали на части, заставляя дрожать, и, если бы не школа Говарда Родерика, благодаря которой я научилась держать себя в рамках заданной роли, я бы убежала из парка с позором ещё в самом начале действия, когда Арчибальд сказал мне: «Уходи отсюда». Ох, я бы ушла, ваше высочество, ушла и не возвращалась бы, но… увы. В данном случае я не имела права на побег и должна была отыграть роль до конца.

И я играла. Хотя и не притворялась — просто была собой. Но в остальном… Мне нужно было проявить недюжинные упорство и смелость, собирая себя по частям из-за разрывающих тело противоречивых эмоций. С одной стороны — страх, с другой — влюблённость. При этом ничто не перевешивало. И то и другое я чувствовала одинаково сильно. Может, именно этот факт и помогал мне держаться? Как весы, на обеих чашах которых лежит одно и то же количество гирь. Но, стоит убрать или подложить гирьку с одной или другой стороны — всё, равновесие нарушается.

Арчибальд… Что ж, не знаю, в какую сторону в итоге перекосит мои весы — мне было сложно отстраняться от навязанных чувств и эмоций и пытаться анализировать поведение его высочества холодной головой, — но пока я могла сказать точно только одно: брат императора показался мне хорошим человеком. Он вёл себя достойно с самого начала до самого конца, не красовался передо мной, не пытался воспользоваться обстоятельствами. Хотя он, несомненно, ощутил мою влюблённость — не мог не ощутить. Если только он не закрылся эмпатическим щитом, но вряд ли — страх-то он почувствовал? Значит, и влюблённость почувствовать должен был.

И, возможно, если бы не вся эта ситуация с принуждением, Арчибальд мне и вправду понравился бы. Так, как нравился маэстро или Фардин. Но теперь…

Я вздохнула, пытаясь унять нервную дрожь, которая, судя по всему, в ближайшие недели, а то и месяцы станет моим постоянным спутником, и полезла в нагрудный карман пальто. Именно там лежал флакон с приворотным, которое мне по инструкции Гауфа следовало выпить сразу, как только приду домой. Точнее, даже три флакона — на три ближайших дня. К сожалению, приворот — заклинание, которое требует постоянного подпитывания и обновления. Но, как мне объяснили, пить каждый день нужно только в начале, потом можно будет употреблять зелье лишь раз в неделю.

Оно было практически безвкусным — сладкая водичка, не более. Хоть какое-то утешение.

.

Ночью я почти не сомкнула глаз — всё варилась в собственных мыслях и тревогах. А ещё отчего-то вспоминала маму.

Любила ли я её? До определённого возраста — безусловно. В детстве любишь родителей просто так, тем более если не знаешь, что их отношение к тебе не совсем нормальное. Я не ведала ничего другого, поэтому любила и отца, и мать. Мама казалась мне очень красивой — впрочем, она на самом деле была красивой, я на неё похожа, — и нежной, а отец серьёзным и надёжным, как скала. Иллюзия… Мечта, которой так и не суждено было осуществиться.

Мою маму звали Амандой, и она была нежна только к отцу. Ко мне она относилась с изрядной долей холодности — скорее всего, воспринимала меня как свой неудачный проект. Словно я была не человеком, а артефактом, который не получился. Возможно, она даже меня стыдилась — по крайней мере, с собой никогда не брала, и я если и ходила куда-то, то только со старушкой Сит или кем-то из слуг. Позже — с учителями. Они все были нетитулованные, но относились ко мне по-разному. Кто-то, как и родители, был равнодушен, кто-то сочувствовал моей ущербности, но были и те, которые откровенно злорадствовали. Далеко не все нетитулованные любят аристократов, это я давно поняла… И у них есть для этого причины. Правда, я не