они со Скоттом прониклись взаимным уважением настолько, что договорились о поездке в Альпы в конце лета. Скотт и так был в хорошей форме, но Дон настаивал на ее улучшении, и в течение нескольких недель, предшествовавших отъезду в Европу, Скотт каждый день бегал на длинные дистанции и тренировался так интенсивно, что умудрился и себя довести до тошноты.

Однако все это оказалось едва ли не напрасным, так как в Шамони во французских Альпах на три недели установилась плохая погода. Когда наконец небо очистилось, Дон и Скотт осуществили длинное, сложное восхождение по северной стене Гранд-Жорасс, а также взошли на Монблан. «Чувствую, у меня получается все лучше, – писал Скотт в письме Джинни, но он уже хотел вернуться. – Восхождения с Доном тяжело даются, потому что он считает, что он очень хорош. Это действительно так, но мне не нравится такой подход».

Ко времени возвращения из Европы, Скотт перенял подход Дона – лазать спокойно, с грацией и силой. Новой мантрой Скотта стал «идеальный контроль», и он надеялся, что это выведет его на новый уровень.

Не исключено, что движением вперед в его случае был не только и не столько идеальный контроль на восхождении, но скорее негативный опыт, получаемый при каждом срыве, при каждом падении. Скотт проваливался в тридцатиметровую трещину, падал с сорокаметровой высоты со скалы, десятки раз срывался на скалах Зайона, Йосемити и каньона Синкс. Именно Скотт пролетел много метров с замерзшего водопада и обошелся лишь пробитой ногой. Конечно, было чертовски больно падать, и, разумеется, Скотт вряд ли специально хотел этого. Узнав об очередном падении, его друзья беспокоились, а члены семьи вообще с ума сходили. Но каковы границы? Где та грань, зайдя за которую, уже не вернешься? Скотт все больше верил в то, что если приложить все силы и идеально контролировать ситуацию, то границы начнут отодвигаться все дальше. А может, их вообще не существует.

7. Фактор Аляски

У Скотта был невероятный инстинкт выживания. Без него он просто не выбрался бы из ситуаций, в которые попадал. Серьезно, когда приходило время бороться за жизнь, что он, похоже, делал довольно часто, он боролся как следует.

Майкл Эллисон, соучредитель «Горного безумия»

Мокрый снег ложился на грязные улицы Талкитны. Этот поселок на Аляске, примыкающий к взлетно-посадочной полосе рядом с национальным парком Денали, давно является отправной точкой для альпинистов, желающих подняться на высочайшую вершину Северной Америки – пик Мак-Кинли. Два дня мы вместе со Скоттом Фишером, Джинни Прайс и несколькими друзьями из «Горного безумия» ждали улучшения погоды, сидя в ярко освещенном и изрядно потрепанном баре гостиницы. Отель был переполнен альпинистами, которые уже не знали, как убить время. Одно дело – сидеть в палатке в шторм на горе. Это часть игры. Застрять в городе – совсем другое. И когда Джинни, вернувшись с аэродрома, где она изучала последние метеорологические сводки, объявила, что пройдут еще минимум сутки, прежде чем начнут летать самолеты, мы застонали и заказали еще пива.

Это была моя первая поездка на Аляску. К тому моменту я знал Скотта чуть больше года. Помимо совместного восхождения на Олимп, мы с ним поднялись на гору Рейнир, кроме того, несколько часов в неделю я занимался рассылкой материалов «Горного безумия» и напечатанием рекламных материалов. Одна из таких реклам в брошюре 1982 года рассказывала о девятидневном пребывании в районе Мак-Кинли, и Скотт настоятельно рекомендовал мне поехать. «Будет весело, – сказал он. – Будут Мюррей, Джинни и Майкл Эллисон. Покатаемся на лыжах, будем лазать, хорошо отдохнем, и ты увидишь, что такое север». Скотт был убедителен, и его энтузиазм – заразителен: «Давай, это стоит того. Это же Аляска!»

Большинство из того, что я знал о сорок девятом штате США, было почерпнуто из книг вроде «Зов предков» и тому подобных. Возможно, поэтому я не удивился, когда двери гостиницы распахнулись, и внутрь ввалились мужчина и женщина, словно сошедшие со страниц рассказов Джека Лондона и Роберта Сервиса, грязные, как собаки, и одетые, словно медведи. На них были старые пуховики и заплатанные шерстяные штаны, а вязаные вручную шапки были надвинуты почти на глаза. Мужчина нес под мышкой игровую доску. Поглаживая спутанную бороду, он осмотрел помещение и спросил: «Кто-нибудь играет в скрабл?»

«Брюс, ты ведь умеешь играть?» – Скотт подтолкнул меня вперед и стал превозносить мои достоинства, видимо, полагая, что умение напечатать брошюру о путешествии каким-то образом делает человека экспертом в игре. Тем не менее в гостинице заняться было нечем, разве что вливать в себя пиво, поэтому я подсел ко вновь прибывшим за деревянный стол. Мужчина открыл доску, женщина достала коричневый вельветовый мешочек, полный букв, и мы начали. В течение первых раундов игры я более чем успешно справлялся со своей задачей. Любопытные альпинисты подсели поближе и стали наблюдать. Я нашел еще одну перспективную линию, чтобы сделать слово с высоким баллом.

– Давай! – подбадривал Скотт. – Сделай этих ребят!

Постепенно вокруг собиралось все больше альпинистов. Наконец мой соперник откинулся в кресле и погладил бороду, изучая доску.

– Сделаем игру поинтереснее? – спросил он, повернувшись к Скотту. – Небольшая ставка на твоего друга?

– Конечно! – сказал Скотт, доставая из кармана пару долларов и шлепая их на стол. – Легкие деньги!

Бородатый кивнул и достал свой кошелек. Другие альпинисты тоже стали выкладывать купюры, ставя на мой выигрыш, хотя вряд ли кто-то из них разбирался хорошо в игре. Постепенно бар стал больше напоминать казино, альпинисты выкрикивали слова поддержки и размахивали пачками долларов. Я надеялся, что это просто хорошее развлечение, но по мере того, как куча денег на столе росла, стало понятно, что дело принимает серьезный оборот. С каждым новым словом на доске толпа вокруг нас ревела. Я снял жилет и засучил рукава. Еще один раунд, новые одобрительные возгласы, еще больше денег, и доска заполнялась словами. Играл я, потом женщина, потом бородатый мужчина, и пока я концентрировался на буквах, составляя из них слова, счет был примерно равным. Альпинисты удваивали ставки, а бородатый принимал их все.

Затем, когда мешок с буквами почти опустел, я вдруг понял, что женщина начала играть не за себя, она открывала бородатому возможности для составления слов. Они тихо работали вместе, чтобы победить меня – двое против одного. Они делали это настолько тонко, что я вряд ли смог бы объяснить это окружающим, но у меня появилось плохое предчувствие, что вот-вот эта аляскинская пара выиграет, и я буду бессилен противопоставить что-либо. Женщина снова дала