вилку в кипящую картошку, чтобы проверить, можно ли ее толочь. Та отскакивает, твердая как камень, и ударяется о край кастрюли. А Рите казалось, что прошла уже целая вечность.

– Сегодня будут танцы. Хотите сходить? В смысле, со мной.

Вилка выскальзывает из ее руки и падает в бурлящую кастрюлю. Жар от плиты перебрался к Рите на лицо и вступил в химическую реакцию с раздраженной от бритвы кожей ног. Она вся горит.

– Я работаю. Простите.

Кухню окутывает тяжелое, влажное молчание, пахнущее картофельным крахмалом. Гера выдергивает у себя ресничку и принимается ее рассматривать.

– Тедди, ты не мог бы проводить Робби до двери? – натянуто произносит Рита.

Через несколько секунд Тедди возвращается, довольный собой. Он сдвигает два деревянных стула и встает на них на мостик, уперев руки в один, а ноги в другой.

Гера начинает бродить по кухне, ища чего-нибудь перекусить. Она ковыряет подгоревшую корочку кекса, который принесла Мардж, вытаскивает изюминку и быстро кладет в рот.

– Ты обязательно должна пойти на танцы, Большая Рита, – заявляет Тедди, запрокинув голову.

– Не говори глупостей. – Рита снимает с крючка на стене дуршлаг.

– Я сказал Робби, что ты на самом деле хочешь сходить. – Лямка его комбинезона расстегивается, пряжка со звоном падает на пол. Мостик Тедди начинает проседать посередине.

– Господи, Тедди!

– Но ты же можешь нарядиться! – возражает он.

Гера хихикает с набитым ртом.

– Я не для того сюда приехала, чтобы развлекаться. Прекрати, Тедди, ты сейчас упадешь и ударишься. Гера, оставь в покое кекс.

Тедди мешком падает на пол. Рита пристраивает ему на голову медный дуршлаг.

– Вот сам и нарядись. Это тебе шапочка.

Тедди натягивает его пониже, сверкая глазами сквозь дырочки.

– Я капуста!

– Ты сам это сказал, – говорит Гера.

* * *

– Кто там стучал в дверь? – доносится до них голос Джинни.

Сквозь дырочки дуршлага видно, как глаза Тедди широко раскрываются и блестят. Гера разевает рот. Рита резко оборачивается. И действительно, как ни трудно в это поверить, в дверях стоит Джинни, белая как мел, с неестественной улыбкой на губах, одетая в перламутровый шелковый халат, украшенный перьями марабу. Она прислоняется к дверной раме, дрожа как мотылек.

Рита в шоке от ее вида, от серой, как овсянка, кожи и сухих, распушившихся волос. Когда-то у Джинни были пышные темные кудри, блестящие, как мокрый шелк. Глаза точно драгоценные камни. Сегодня она похожа на полустертое изображение.

– Мамочка! – Тедди кидается к ней прямо с дуршлагом на голове. Джинни торопливо, неловко обнимает его и смеется. Дуршлаг с грохотом падает на пол.

– Так кто это был? – еще более настойчиво спрашивает она. Ее глаза словно остекленели.

– Робби. Робби Ригби. – Рита с удовольствием произносит раскатистые «р».

Что-то тускнеет в глазах Джинни.

– О. – Она принимается нежно перебирать волосы Тедди. – А писем для меня не приносили?

– Никаких писем. Я подумала, может, они сюда вообще не доходят.

Джинни бросает взгляд на Геру, потом снова на Риту.

– Должны.

Уголком глаза Рита видит, как Гера смущенно прячет одну ногу за другой. Интересно почему.

– Простите, Джинни.

– Кто-нибудь звонил? – В ее голосе слышится надежда.

– Да, вчера вечером был звонок, но оборвался, как только я сняла трубку. – Рита умалчивает о том, что зажала кнопки на трубке, намеренно оборвав соединение. Что угодно, лишь бы избежать вопросов Уолтера.

Только потом ей пришло в голову, что звонить мог Дон Армстронг, решивший снова попытать удачу. И она еще больше обрадовалась, что сбросила звонок.

– А ты пойдешь завтра на праздник, мамочка? – Тедди хватает Джинни за руку и начинает мотать ее из стороны в сторону в полном восторге. Гера держится более настороженно.

– Праздник? – зевает Джинни.

– Мардж говорит, там кокосы гвоздями прибивают[6]. – Тедди постукивает пальцем по ноздре, показывая, что это секрет. Гера ерошит ему волосы.

Джинни бросает на Риту встревоженный взгляд.

– Мардж? И часто она здесь бывала?

– Она любит заглядывать сюда время от времени, – дипломатично отвечает Рита, желая уберечь ее от неприятной правды.

– Каждый день, – встревает Гера. – По два раза за день.

– Я объяснила, что вы плохо себя чувствуете. – Рите неловко повторять свою ложь при детях. – Мигрени. Сенная лихорадка.

– Да-да, ужасная сенная лихорадка. – Джинни опирается о толстый столбик перил. – Господи, да.

– Держись за мою руку, мамочка. – Тедди аккуратно тянет ее вперед, как будто его мать – древняя старуха. – Вот так. Осторожно.

За столом Джинни вяло крошит сухой соленый крекер, а дети завороженно смотрят на нее, как будто к ним на чай заглянул единорог.

– Чего хотел Робби? – спрашивает Джинни.

– О, да ничего особенного. – Рита окунает руки в теплую мыльную воду, шаря на дне в поисках столовых приборов.

– Он звал Большую Риту сходить с ним сегодня на танцы. – Тедди робко пристраивается к маме на колено, как будто опасается его сломать.

– Так сходите, Рита, – говорит Джинни.

Ее руки замирают под водой.

– О. Нет. Честно, Джинни, мне не хочется.

– Хотите сказать, что боитесь оставить меня за старшую? – Ее голос прерывается. – Рита, я хочу побыть с ними. В конце концов, я их мать. А не вы.

Лицо Риты вспыхивает. За прошедшие дни было слишком легко об этом забыть. Она всего лишь няня. Она всегда будет просто няней, не больше. Кукушкой в гнезде. А Джинни хочется провести время наедине с детьми. Вот она и пытается сплавить куда-нибудь Риту. Это вполне естественно. Слив воду из раковины, она обматывает цепь, на которой висит пробка, вокруг крана и чувствует странную пустоту внутри.

– Никогда нельзя отказываться от возможности потанцевать, Рита. О нас не волнуйтесь. Мы не заскучаем. – Джинни улыбается, и Рита чувствует, как сильно той хочется угодить детям. – Какие планы на сегодня, Тедди? Гера? Чем хотите заняться?

– Развести костер, – объявляет Гера, не задумываясь ни на секунду. Тедди хлопает в ладоши.

17

Сильви

Я СТОЮ НАД КОСТЯМИ давно почившего рыбака на кладбище, лихорадочно обшаривая взглядом горизонт, когда вижу машину Энни, ползущую по прибрежной дороге. Сердце подскакивает в груди. Я пулей срываюсь с места, бегу по тропинке вниз с холма, спотыкаясь о собственные ноги. Она оборачивается, замечает меня и смеется. Смеется в голос.

– Мама!

Я хватаю ее и крепко обнимаю. Я успела себя накрутить, воображая очередную катастрофу, и в глубине души все еще не верю, что она жива.

– Ты что здесь делаешь? – Энни изумленно отстраняется. – Выглядишь как сумасшедшая. Что случилось?

– «Что случилось»? – Я с трудом держу себя в руках. – Черт возьми, Энни, ты вчера сбежала из квартиры, не попрощавшись, и