себя посредством прямого знания, здесь и сейчас вошёл и пребывал в высочайшей цели святой жизни, ради которой представители клана праведно оставляют жизнь домохозяина и ведут жизнь бездомную. Он напрямую познал: «Рождение уничтожено, святая жизнь прожита, сделано то, что следовало сделать, не будет более возвращения в какое-либо состояние существования». И Достопочтенный Сона стал одним из арахантов.

Достигнув арахантства, Достопочтенный Сона подумал: «Что если я пойду к Благословенному и объявлю об окончательном знании в его присутствии?» И тогда он отправился к Благословенному, поклонился ему, сел рядом, и сказал:

«Учитель, когда монах — арахант, чьи пятна [умственных загрязнений] уничтожены, который прожил святую жизнь, сделал то, что следовало сделать, сбросил тяжкий груз, достиг своей цели, полностью уничтожил путы существования, и всецело освободился посредством окончательного знания, он устремлён к шести вещам: к отречению, к уединению, к не-страданию, к уничтожению жажды, к уничтожению цепляния, к не-замешательству{552}.

(1) Может статься, Учитель, что некий достопочтенный подумает: «Может ли быть так, что этот достопочтенный устремлён к отречению из-за одной только веры?» Но не следует смотреть на это так. Монах, чьи пятна уничтожены, который прожил святую жизнь, сделал то, что следовало сделать, не видит в себе чего-либо, что ему ещё нужно было бы сделать, или же [потребности] взрастить то, что было сделано. Он устрёмлён к отречению, потому что он лишён жажды посредством тщательного уничтожения жажды. Он лишён злобы посредством тщательного уничтожения злобы. Он лишён заблуждения посредством тщательного уничтожения заблуждения.

(2) Может статься, что некий достопочтенный подумает: «Может ли быть так, что этот достопочтенный устремлён к уединению, потому что томится по обретениям, славе, и похвале?» Но не следует смотреть на это так. Монах, чьи пятна уничтожены… устремлён к уединению, потому что лишён жажды… злобы… заблуждения посредством тщательного уничтожения заблуждения.

(3) Может статься, что некий достопочтенный подумает: «Может ли быть так, что этот достопочтенный устремлён к не-страданию, потому что он отпал к цеплянию за правила и предписания как за суть [всей практики]?»{553} Но не следует смотреть на это так. Монах, чьи пятна уничтожены… устремлён к не-страданию, потому что лишён жажды… злобы… заблуждения посредством тщательного уничтожения заблуждения.

(4) …Он устрёмлён к уничтожению жажды, потому что он лишён жажды посредством тщательного уничтожения жажды. Он лишён злобы посредством тщательного уничтожения злобы. Он лишён заблуждения посредством тщательного уничтожения заблуждения.

(5) …Он устрёмлён к уничтожению цепляния, потому что он лишён жажды посредством тщательного уничтожения жажды. Он лишён злобы посредством тщательного уничтожения злобы. Он лишён заблуждения посредством тщательного уничтожения заблуждения.

(6) …Он устрёмлён к не-замешательству, потому что он лишён жажды посредством тщательного уничтожения жажды. Он лишён злобы посредством тщательного уничтожения злобы. Он лишён заблуждения посредством тщательного уничтожения заблуждения{554}.

Учитель, когда монах столь совершенно освобождён умом, то даже могущественные формы, познаваемые глазом, что попадают в поле зрения, не охватывают его ум. На его ум это не оказывает никакого воздействия. Он остаётся устойчивым, достигшим непоколебимости, и созерцает их исчезновение. Даже могущественные звуки, познаваемые ухом, что попадают в поле слуха… запахи… вкусы… тактильные ощущения… Даже могущественные ментальные феномены, познаваемые умом, что попадают в поле ума, не охватывают его ум. На его ум это не оказывает никакого воздействия. Он остаётся устойчивым, достигшим непоколебимости, и созерцает их исчезновение.

Представьте, Учитель, цельную каменную скалу без расселин и трещин. Если бы мощный ураган пришёл бы с востока, то он не поколебал бы её, не содрогнул, не пошатнул. Если бы мощный ураган пришёл бы с запада… севера… юга, то он не поколебал бы её, не содрогнул, не пошатнул.

Точно также, когда монах столь совершенно освобождён умом, то даже могущественные формы… Даже могущественные ментальные феномены, познаваемые умом, что попадают в поле ума, не охватывают его ум. На его ум это не оказывает никакого воздействия. Он остаётся устойчивым, достигшим непоколебимости, и созерцает их исчезновение». [И далее он добавил]:

«Тот, устремлён кто к отречению,

К уединению ума;

Кто к не-страданию стремится,

Как и к цепляния распаду;

Кто к жажды устремлён уничтожению,

К не-замешательству ума:

Когда он видит сферы чувств как возникают,

То ум его стал полностью свободным.

Ведь для монаха с успокоенным умом

Того, кто полностью освободился,

Нет больше ничего, что нужно было б сделать,

Как [нет нужды] и сделанное доразвить.

Подобно цельной каменной горе,

Что ветер сотрясти не может,

Так формы, звуки, вкусы,

Запах, прикосновения тела,

Приятные, противные феномены

Устойчивого ум не поколеблют.

Ведь его ум свободен, утверждён,

И созерцает он его лишь угасание».

АН 6.56

Пхаггуна сутта: Пхаггуна

редакция перевода: 30.03.2014

Перевод с английского: SV

источник:

"Anguttara Nikaya by Bodhi, p. 936"

Однажды Достопочтенный Пхаггуна был нездоров, поражён болезнью, серьёзно болен. И тогда Достопочтенный Ананда отправился к Благословенному, поклонился ему, сел рядом, и сказал: «Учитель, Достопочтенный Пхаггуна нездоров, поражён болезнью, серьёзно болен. Пусть Благословенный навестит его из сострадания». Благословенный молча согласился.

И тогда, вечером, Благословенный вышел из затворничества и отправился к Достопочтенному Пхаггуне. Достопочтенный Пхаггуна увидел Благословенного издали и начал шевелиться, [лёжа] на кровати. Благословенный обратился к нему: «Довольно, монах, не двигайся, [лёжа] на своей кровати. Тут подготовлены сиденья, я присяду вот здесь».

Благословенный сел на подготовленное сиденье и сказал тому монаху: «Я надеюсь, ты поправляешься, монах, я надеюсь, тебе становится лучше. Я надеюсь, твои болезненные ощущения спадают, а не возрастают, и что можно увидеть их спад, а не увеличение».

«Учитель, я не поправляюсь, мне не становится лучше. Сильные болезненные ощущения возрастают во мне, а не спадают, и можно увидеть их увеличение, а не спад. Подобно тому, как если бы сильный человек раскроил бы мою голову острым мечом — вот какие жестокие ветра прорезают мою голову. Я не поправляюсь, мне не становится лучше. Подобно тому, как если бы сильный человек стянул бы прочным кожаным ободом мою голову — вот какие жестокие боли у меня в голове. Я не поправляюсь, мне не становится лучше. Подобно тому, как если бы умелый мясник или его ученик вскрыл бы брюхо быка острым мясницким ножом — вот какие жестокие ветра прорезают мой живот. Я не поправляюсь, мне не становится лучше. Как если бы два сильных человека схватили бы слабого за обе руки и поджаривали бы его над ямой с горячими углями — вот какое жестокое жжение в