– Ведь у нас в районе было две мелиоративные организации: ПМК-8 и ПМК-9… Все растащили… И мелиорацию теперь уже не проводят. Мы сами на мысу осушили 470 гектаров в этом году. Весна была затяжной, с обильным половодьем. Так что собственные насосы и спасли нас.

– Я хорошо знаю ваши насосные станции, – говорю. – У вас их было две…

– Обе работают! – подхватила она. – Все четыре насоса в деле. Четыреста с лишним гектаров уплыли бы, если бы не эти насосы. Хорошо, что они были у нас на балансе. Иначе и их растащили бы. Но повозились мы с ними… Один ремонт этих насосов влетел нам в круглую сумму.

– Чем засевали мыс?

– И озимые, и яровые, картошка, травы… На целый месяц запоздали с севом, пока не одолели эту водную стихию. Воды было, воды… Бог ты мой!

– Значит, урожай неважный?

– Да по нынешним временам жаловаться грех. Озимые двадцать три центнера дали с гектара, овес – двадцать восемь. Картошки по 168 центнеров получили. Конечно, раньше снимали больше. Но ведь условия-то какие? Да и весна заливала нас…

– Какой средний заработок?

– 187 тысяч рублей в месяц. Вроде бы и неплохо. Но беда в том, что деньги гуляют. Не можем получить свои четыреста шестьдесят девять миллионов. И мы в долгу. Вот и вертись… Ежели бы не было этих неплатежей – нам бы ветер дул в спину. А теперь вот трепыхаемся, как карась на горячей сковороде. Господи! Бензина нет – и все стопорится. Вот три дня выбивала с грехом пополам два бензовоза в долг. Ну что это за жизнь?

– Ну а крестьянам помогаете? – спрашиваю.

– А как же! По три центнера фуража дали, сена по две тонны, картошки – от двух до пяти тонн по натуроплате. Одних бычков населению продали по льготным ценам двести тридцать девять голов да поросят почти полторы тысячи. Это и населению поддержка, и нам выгодно. Так что видите, совхоз способен и себя прокормить и население поддержать.

– Надо ли разбивать совхоз на малые объединения? – спрашиваю.

– Если бы в районе были организации, способные поддерживать крестьян или фермеров, то почему и не выделяться желающим? Было раньше у нас два ПМК, а теперь ни одного. Как фермеру подымать хозяйство? Кто ему поможет? Вон наши окрестные фермеры влачат жалкое существование. Да большинство попросту разорилось. И как тут не разориться? Ведь государство должно давать льготные ссуды крестьянам. А оно дерет с них три шкуры. Подумать только: под двести с лишним годовых! Что это такое?

Был я и в самом отдаленном колхозе в селе Колесникова. И раньше наезжал туда, не раз и писал о том, как добирались от дальних лесных сел колхозники в Туму за хлебом. На тракторе ехали, на прицепных санях, то бишь на волокуше… Одни шагали обочь дороги, другие сидели на волокуше и держали в мешках повизгивающих поросят. До Тумы, где покупали хлеб да продавали поросят, добирались к обеду. Двадцать верст пройти пешком не шутка. Возвращались домой по-темному… Удоволенные!

Живут и теперь не жалуясь. Все свое, хлеб подвозят (теперь, слава Богу, – шоссе!), водка в местном магазине, сахар есть, соль. Чего еще надо?

Заместитель председателя, он же и агроном Евгений Иванович Гришков все-таки пожаловался мне:

– Туговато… Раньше мы меняли в год четыре трактора да грузовик покупали. А теперь вот уже три года не купили ни одной машины. На что? На какие шиши? Продали бычков в Бельково за сорок миллионов рублей, продали хлеб, картошку… И то не все деньги получили. Задолжали нам 37 миллионов и не отдают. Похлопочите там.

Обращаюсь к главе администрации, занимающему кабинет бывшего первого секретаря райкома:

– Василий Кириллович, надо помочь колесниковцам. Им задержали тридцать семь миллионов рублей.

– А он советовался со мной, когда продавал телят?

– Не спрашивал я его, – говорю.

– То-то и оно! Ведь не смыслит в этой торговле ни шиша, а туда же лезет. Если бы я держал под рукой их торговлю, я не допустил бы этого неплатежа.

– Но тем не менее совхоз «Мокеевский» под боком у вас, а тоже без денег сидит.

– Это вопрос государственный. Мы по договору снабжаем Норильск. И не вина норильцев, что они сидят без денег. А тут со своими мы как-нибудь управимся.

Василий Кириллович Григорьев хоть и относительно молодой человек, но с биографией, как говорят на селе. Саженного роста, крутой и властный, он несколько лет управлял совхозом «Мокеевский» и не допустил вмешательства районных властей в распределение совхозных доходов. «Мы сами знаем, на что надо тратить свои деньги!»

Но начальство во все времена не любит супротивников, которые «сами с усами». Секретарь райкома подобрал ключик и под Григорьева: вызвали на бюро райкома, осудили за неподчинение районной власти, проголосовали… и сняли. Долго хлопотал он о восстановлении в правах, даже в газету писал. Ничто не помогло. Ну как же! Ведь не одно лицо решало, а бюро, «большинство»…

Григорьев плюнул на службу и занялся делом, как говорили раньше на Руси. За два-три года создал цех по деревообработке.

И снова стал заметным человеком в районе. Его избрали председателем районной администрации, и он занял кабинет секретаря райкома, бывшего своего супротивника.

– Василий Кириллович, – говорю ему, – не кажется ли вам, что и теперь, при нашей, так сказать, демократии, нужен контроль за исполнительной властью? В том числе и за вами.

– Согласен, – ответил он. – Мы создали районный совет деловых людей из 20 человек, чтобы все важнейшие вопросы обсуждать и решать коллегиально.

– Но кто эти люди?

– Это наши предприниматели, среди них большинство бывших районных руководителей.

– Ну а что же народ? – спросил я.

– Народ объединен в свои коллективы: колхозы, совхозы, мастерские, союз фермеров…

Вот тут мы и подошли к Рубикону: невидимая и все же резко обозначенная черта отделяет народ от исполнительной власти. В сущности, мало что изменилось в управлении после смены большевистского режима на «демократический». Народ по-прежнему безмолвствует.

А ведь в истории нашей страны до «диктатуры пролетариата» в течение многих веков народ имел прямую возможность влиять на исполнительную власть. Эта форма народоправления называлась земством. Я не хочу углубляться в историю нашу, лишь напомню, что официально первый земский собор прошел при Иване Грозном и до большевистской революции земство во всех формах жизни, особенно в провинции, принимало самое активное участие. И чуть ли не главной функцией земства был контроль за исполнительной властью. Я не хочу вести дискуссию на эту тему, она слишком болезненно и