и Пильников, к ним еще было прикомандировано несколько архитекторских учеников и несколько каменных мастеров, и учреждена была «особая экспедиция для строения», которой отпускалась из кабинета и казначейства единовременно сумма в 791 200 рублей и ежегодно по 1 173 871 рублю 10 копеек в течение трехлетнего срока; экспедиции было вменено в обязанность, чтобы замок был окончен вчерне непременно в 1797 году. При такой поспешности работы производились и днем и ночью; очевидцы рассказывали, что в ночное время работы освещались факелами и фонарями; рабочих ежедневно на работах было от 2500 до 6000 человек, не считая тут мастеров и надзирателей. Материалы доставлялись тоже с большою поспешностью, и, кроме заготовляемых по подрядам, для замка были разобраны каменные галереи дворца в Пелле и перевезены сюда, а также брали мрамор и камни от строившегося в ту пору Исаакиевского собора, который после того и стали достраивать из кирпича.

Известный в то время своими проказами, стихами и остротами Алек. Данил. Копьев написал на эту тему стихотворение[506]:

Се памятник двух царств,

Обоим столь приличный:

Основа его мраморна,

А верх его кирпичный.

Император Павел за это стихотворение приказал в тот же день зачислить его в один из армейских полков солдатом. Н. И. Греч в своих записках говорит, что Чулков пал вместе с Архаровым за непомерное вздорожание сена в Петербурге, вследствие его глупых распоряжений. На их падение Копьев нарисовал карикатуру: Архаров лежал в гробу, выкрашенном новою краскою полицейских будок (черною и белою полосою); вокруг него стояли свечи в новомодных уличных фонарях, у гроба же Архарова стоял Чулков и утирал глаза сеном. Копьев, помимо своих острот, был известен в Петербурге и худобою своей малокормленой четверни. Однажды он ехал по Невскому, а отец поэта Пушкина шел пешком по тому же направлению. Копьев предлагает довезти его. «Благодарю, – отвечает тот, – но не могу: я спешу». Под старость Копьев занимался подрядами и торгами и отличался скупостью и неопрятностью.

26 февраля, в пятом часу, происходила торжественная закладка Михайловского замка с церемониею, на которой присутствовал сам государь с императрицею и все августейшее семейство. Император с императрицею по выходе из кареты шествовали в сопровождении придворных, иностранных посланников и всего двора; государь был встречен архиереем Иннокентием и всем столичным духовенством. Процессия остановилась у мраморного камня, приготовленного для закладки, с высеченною на нем надписью: «В лето 1797-е, месяца февраля в 26 день, в начале царствования государя императора и всея России самодержца Павла Первого, положено основание зданию Михайловского замка его императорским величеством и супругою его, государынею императрицею Мариею Феодоровною». По обеим сторонам камня были поставлены богато убранные столы, на которых на серебряных блюдах лежали серебряные лопатки с именами их величеств, известка, яшмовые камни, наподобие кирпича, с вензелями императора и супруги его, серебряный молоток с надписью и на особых столиках разные новые монеты, золотые и серебряные. После молебна и пушечной пальбы с крепости началась закладка замка. Государю подносили: лопатку – коллежский советник Пушкин, известь – архитектор Соколов, камень – действительный статский советник Ходнев, блюдо с монетой – граф Тизенгаузен. Императрице известь подавал архитектор Бренна, камень – подполковник и капитан Михайловского замка Жандр; великим князьям и княжнам – архитекторы гг. Баженов, Ильин, Крок и Зайцев.

По восшествии на престол император Павел жил в Зимнем дворце; здесь у него в первое время в нижнем этаже, под одним из коридоров дворца, было устроено большое окно, в которое всякий мог бросать свои прошения на имя императора. Павел сам хранил у себя ключ от этой комнаты и никогда не манкировал[507] отправляться в нее каждое утро в семь часов, где собирал прошения, собственноручно их помечал и затем прочитывал их сам или заставлял одного из своих статс-секретарей читать их себе вслух. Ответы на них или решения всегда были либо написаны, либо подписаны им самим и затем сообщены печатно в газетах. Это все делалось без замедления. Иногда просителю предписывалось обратиться в какое-либо ведомство и затем известить его величество о результате этого обращения. Этим путем, по словам современников, было обнаружено много несправедливостей. Император особенно не любил взяточничества, лжи и обмана и крайне был заботлив о правосудии. Малейшее колебание в исполнении его приказаний, малейшая неправильность на службе влекли за собою строжайший выговор и даже наказание без всякого различия лиц. Император иногда легко приходил в гнев от малейшего противоречия; в действительности Павел был человек доброжелательный и великодушный, склонный прощать обиды, готовый каяться в своих ошибках. Нередко государь оплакивал свою вспыльчивость, но, к несчастью, не имел достаточно силы воли, чтобы победить себя. В его царствование часто за ничтожные недосмотры и ошибки в команде офицеры прямо с парада отсылались в другие полки на большие расстояния. Это случалось довольно часто, и в то время все офицеры имели обыкновение носить свои бумажники с деньгами всегда за пазухой, чтобы не остаться без копейки на случай внезапной ссылки. Часто также вспышки гнева императора кончались одним смехом самого же государя.

Раз при разводе император, прогневавшись на одного гвардейского офицера, закричал: «В армию, в гарнизон его!» Исполнители подбежали к офицеру, чтобы вывести его из фронта. Убитый отчаянием офицер громко сказал: «Из гвардии да в гарнизон! Ну уж это не резон!» Император расхохотался. «Мне это понравилось, господин офицер, – сказал он, – прощаю вас».

Михайловский замок был готов в 1800 году, и 8 ноября состоялось его освящение, одновременно с освящением и его церкви. Освящение отличалось большою торжественностью. Государь и великие князья ехали верхом. Государыня и великие княжны и первые чины двора ехали в церемониальных каретах, от Зимнего дворца к замку, между выстроенными полками, при колокольном звоне по всему городу. Церковь освящал митрополит Амвросий в сослужении со всем Святейшим Синодом. Митрополит после освящения удостоился получить от Павла в награду бриллиантовый иерусалимский крест[508].

Наружное великолепие замка при основании его было очень разукрашено; на всех фасадах красовались мраморные статуи, вазы и разные фигуры, служащие теперь украшением Зимнего дворца. Замок представлял образец архитектуры итальянского Возрождения; его тогда окружали рвы с подъемными мостами, брустверы, чугунные решетки и т. д. Замок имел 20 бронзовых пушек двадцатифунтового калибра, со всеми снарядами, расставленных в разных местах на платформах. Внешний вид замка – четыреугольник, в поперечнике 49 сажен. Внутри замка три двора, в средине главный в виде осьмиугольника, к Фонтанке имеющий форму пятиугольника и на углу к Царицыну лугу – треугольный. Вход в замок через