С такими боярами русской монархии не восстановишь...

— А мы не восстанавливаем ее, наша цель —создать мужицкую республику в Сибири.

Мужичья республика в Сибири так же смешна, как и думные бояре во Владивостоке.

— Почему же возможна русская Совдепия, но не земская Сибирь?

Строд не ответил на вопрос, а продолжал спрашивать сам:

— У Пепеляева теперь два пути на Якутск: через Амгу и поселок Петропавловский. По какому пути он пойдет?

— В Петропавловском стоят ваши люди, генерал может послать против них Вишневского, а сам пойдет на Амгу.

— Вы были в Амге?

— Немного не дошел, ночевал в Сасыл-Сасы.

— Джергэ, что такое Сасыл-Сасы?

Лисья Поляна. Три юрты. Там, однако, живет мой приятель.

— Лисья Поляна! Красивое название, дышит тайгой,— восхитился Андрей.

За дверью охотничьей вежи лаяли собаки, хоркали олени, ругались дружинники. В это утро все казалось неприятным Пепеляеву, угнетала и мысль, что придется шагать тысячу верст до Якутска по звериным тропам.

«После пятнадцати дней изнурительного похода занят Нелькан. Красные, не приняв боя, ушли вниз по реке Мае. Полагаю, что начальники их найдут способ поднять дух своих войск, и перед нами предстанут боеспособные части. Борьба будет упорная и серьезная. Если господь даст успех и мы возьмем Якутск, то постараемся связаться с вами по радио»,— закончил Пепеляев письмо и надписал: «Его высокопревосходительству Дитерихсу Михаилу Константиновичу». Поднялся, сразу загромоздив собой вежу. Высокий, толстолицый, обросший смоляной бородкой, генерал больше походил на зверолова, и у него было в избытке все, что определяет мужчину: ум, воля, решительность.

— Когда воевода получит мое письмо? Возможно, он рас-

печатает его во Владивостоке, возможно, в Иркутске, крестовый поход на Москву может претерпеть самые неожиданные изменения, как и мой путь на Якутск...

Скрипнула дверь, в вежу протиснулся генерал Вишневский.

— Посланец собрался, брат-генерал.

— Пусть заглянет ко мне.

Тотчас вошел закутанный в оленьи меха тунгус.

—- Письмо отвези в Аян и передай на любую шхуну. В нем важное капсэ для белых нючей,— сказал Пепеляев.

— Ойе! Капсэ быстро помчится в Аян, у меня самые сильные собаки.

— Что везешь кроме моего письма?

— Пушнину.

— Много?

— Ойе, много!

— Это чья пушнина? Твоя? — спросил Пепеляев, переводя тяжелый взгляд на генерала Вишневского.

— Наша, брат-генерал. Это все, что удалось забрать у нель-канских охотников. Только зачем отправлять пушнину в Аян, когда идем на Якутск? Обратно в Аян нам пути не будет.

— В походе предпочитаю везти боеприпасы, а не соболей,— уклончиво ответил Пепеляев. — А я написал Дитерихсу, что выступаем на Якутск.

— Где сейчас Дитерихс? Он еще в сентябре грозился взять Хабаровск.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад. А где воевода, услышим, когда войдем в Якутск.

Генералы и не подозревали, что в этот октябрьский день Иероним Уборевич начал штурм Спасских укреплений.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Буржуазные историки любят рассказывать о знаменитых полководцах были и небылицы, обрамлять подлинные события легендами и невероятными, но якобы решающими судьбы сражений случайностями. Любят порассуждать и о том, что было бы, если бы в день Бородина Наполеон не схватил насморка или маршал Груши не опоздал к началу битвы под Ватерлоо.

Рок, судьба, случай, гений одного военачальника, бездарность другого, упущенное мгновение, личная храбрость или трусость подчиненных играют, по мнению таких историков, чуть ди не решающую роль.

В подобных мнениях есть частица истины, но обо всей истине эти историки говорят сквозь зубы. Классовую сущность всякой войны, социальные, экономические, религиозные, национальные отношения или они обходят молчанием, или намеренно искажают.

Английский писатель Честертон тонко заметил, что, «сообщая факты, так и тянет их исказить. Беспристрастных истори-ков нот. одни говорят половину правды, другие чистую ложь».

Владимир Ильич Ленин писал: «Марксизм, не принижающий себя до обывательщины, требует исторического анализа каждой отдельной войны, чтобы разобрать, можно ли считать эту войну прогрессивной, служащей интересам демократии или пролетариата».

Для советских историков воина — это продолжение политики того или иного государства иными, насильственными средствами, это борьба классов, в которой решающую роль играют народы, а не отдельные, пусть и гениальные полководцы. «Для марксизма важно,—писал В. И. Ленин,— из-за чего ведется данная война, во время которой могут быть победителями то одни, то другие войска». Из-за чего ведется война — эта ленинская концепция стала основой советской исторической науки.

Но если отдельные личности не творят истории, они выражают ее.

Течет неумолимое время, отодвигая в прошлое события первых лет революции, но освещая их вечными отблесками истории.

На страницах ее сверкали и продолжают сверкать имена героев революции.

Среди самых молодых полководцев революции особенно выделялся своей одаренностью Иероним Уборевич.

Тысячелетняя история России богата войнами.

Русские сражались с половцами, татарами, турками, поляками, немцами, французами, англичанами, японцами — враги лезли на Россию с востока, юга и запада и никогда с севера. Ледовитый океан, северная тайга, полярная тундра, казалось^ навечно замкнули пути в Россию для вражеских полчищ.

В эти дни революции широко раздвинулись географические границы войн — впервые развернулись боевые действия на шестьдесят третьем градусе северной широты.

Чтобы задушить большевизм, союзники бывшей царской России в войне против немцев высадились в Мурманске и Архангельске. Интервентов прельщала идея — из Архангельска подняться по Северной Двине, захватить Котлас и по железной дороге выйти на Вятку. Там думали они соединиться с белоче-хами и осенью восемнадцатого года взять Москву. Одновременно интервенты наступали по железным дорогам Архангельск—» Вологда, Мурманск —Петрозаводск.

Армия интервентов уверенно продвигалась вверх по Северной Двине к Котласу, надеясь взять Вятку и, соединившись с белыми войсками, войти в Москву. Кого только не было среди солдат генерала Аиронсаида! Англичане, американцы, францу-

зы, поляки, сербы, чехословаки, итальянцы. Под их опекой фор* мировались белогвардейские полки — Архангельский, Мурманский, Онежский, Холмогорский, возникали славяно-британские легионы, русско-французские отряды.

По требованию Ленина был спешно создан Северный фронт, вместивший в себя тысячи верст, лесов, болот, великих озер, больших и малых рек. Линия фронта проходила через Онежское озеро, Северную Двину, по ее притокам Ваге, Пинеге, Печоре, на этих необозримых пространствах терялись слабо вооруженные отряды красных.

Шестнадцатитысячной оккупационной армии