В Надыме — пески. Словно прибалтийские дюны, ходить трудно. Да еще и комары. Стремительные, громко и пронзительно звенящие. Кто-то назвал их двухмоторными. Комар мал и слаб. Но подбросьте в тихую теплую погоду платочек — к нему мгновенно подлетит комариный рой, и платочек повиснет в воздухе.

Каждое лето в Надым приезжают из Харькова студенческие строительные отряды. Возводят дома, прокладывают улицы, разгружают баржи. Все надо делать быстро. Лето скоротечно. Недаром шутят: июнь еще не лето, июль уже не лето. Не успеешь оглянуться, как земля станет не подвластной лопате, реку скуют лютые морозы... Горожане не нахвалятся доброй работой харьковчан. Свой полотняный городок студенты назвали «Гренадой».

Природа оказалась щедра к Надыму. Она одарила его рощей из кедра и лиственницы. Это большая редкость для тундры, где растут лишь карликовые деревья, где грибы подберезовики, подосиновики порой едва ли не достигают крохотных березок и осинок. В роще будет городской парк, у будущего входа в будущий парк на постаменте — настоящий вездеход. Как танк-победитель. Тоже защитного цвета. Это монумент в честь победителей-первопроходцев.

Надым по-ненецки — «счастье».

Уренгой — столица крупнейшего в мире месторождения газа. По предварительным данным, здесь, возле речки Ево-Яха, его залегает 10 триллионов кубометров. Цифра астрономическая, представить себе, что она означает, — трудно.

Сюда, чуть южнее Надыма, мы летели два часа. И только сошли на землю, как четверо из нас снова поднялись в вертолет и направились к Ягельному — там закладывается новый город. Его пока не нарекли — то ли назовут Ягельный, то ли Новый Уренгой, то ли еще как. Дорог нет. Первые строители прибыли сюда по «зимникам», когда земля была скована морозом. Прибыли на тракторах, вездеходах, «МАЗах» и «татрах». Завезли стройматериалы, продукты. В летнюю пору сюда не проехать — болота, топи. Земля ненадежная.

Уже стоят здесь несколько балков-вагончиков. Между двумя балками — перекрытие и две стены из сруба лиственницы. Вот вам и третий домик. Бревна и пол для утепления проложены ягелем (этого лишайника тут хоть отбавляй). Так создается временный поселок для строителей будущего города. В поселке сухой закон. На вертолетах завозятся апельсины, огурцы, помидоры.

Автокрановщик Василий Быстров прибыл сюда из Ленинграда. Жена и сынишка пока остались там. Перевезет их, как только будет настоящее жилье.

Приехал сюда Микаэл Саркисян — рослый, чернявый армянский юноша. Механик по профессии. «Отличный работник», — говорят о нем. Холода переносит стойко. Темперамент южанина, а закалка северная. Всегда бодр и увлечен делом. На досуге общителен и весел. Одним словом, душа общества.

Мы уже направились к вертолету, когда. раздался властный голос:

— Куда же вы? Не‑хо‑ро‑шо. У буровиков-то не побывали.

Это был инженер Кравченко Владимир Николаевич. Ростом в сажень, под синим беретом резкие, твердые черты лица, живописно свисающие к подбородку светлые усы. Родом Кравченко, разумеется, с Украины, а сюда приехал из Татарии.

Мы послушно забрались в кузов мощного «МАЗа» и отправились к буровикам. Мимо тех мест, где задуман город. Своей крупной рукой Кравченко «планировал» его:

— Здесь будет центр. Здесь — утепленный рынок. Там вон — жилые кварталы. Эта роща останется для городского парка...

А пока что вокруг молчит дикая тайга и таинственно сверкают на солнце зелено-желтые болота.

Скважину № 15 бурит молодежная бригада Николая Терещенко. Поблизости прозрачное озерцо. Ничем не замутненное. Таежное. Озерцо буровики берегут как нечто родное, свое.

В Уренгое тоже пески. И комары. Нам подарили накомарники. Мы тут же надели эти белые шляпы из бязи с черной длинной вуалью. И уже не помню, кто первый в шутку повторил блоковское: «...смотрю на темную вуаль, и вижу берег очарованный и очарованную даль». Тем более что берег тихой, широкой реки Пур был здесь и впрямь «очарованным» — в чистых, золотистых песках.

Мне не повезло. Очень хотелось повидать в Уренгое Василия Тихоновича Подшибякина, о котором много слышал, — открывателя уникального месторождения газа, лауреата Ленинской премии. Его не оказалось — уехал куда-то.

Мыс Каменный. Лететь сюда прямо из Уренгоя не удалось. Направились в Тазовский, а оттуда на мыс. Снова Заполярье. Бескрайняя пустынная тундра. Незакатное солнце, просторы изрезаны неторопливыми реками. Великое множество озер самых неожиданных оттенков, самых невероятных очертаний. Напрягите фантазию, и вам четко представятся контуры тел самых разных животных, самых причудливых человеческих лиц, иероглифы какие-то. И все это в красках — многоцветных и странных, — кажется, нигде никогда еще тобою не виденных.

Я помню озерцо, которое, словно чешское стекло, в глубине своей многослойно светилось голубым и оранжевым, желтым и зеленым. Другое — чернее черного. И на этой черной застывшей поверхности фантастически, как в агатовой оправе, сверкал крошечный аметистовый блик.

Севернее 68‑й параллели нам надо было перелететь Обскую губу — она здесь шириной в 40 — 60 километров. Чтобы перелет был безопасным, пилот поднял вертолет на высоту три тысячи метров...

Вот и мыс Каменный. В Обской губе, покрытой негустым туманом, плавают льдины. Навигация еще не началась, хотя конец июля. Ни одного деревца, ни кустика. Бессолнечно. Приглушенные краски Севера. Но вдруг загорелись зеленые, желтые, голубые — в такое разноцветье выкрашены аккуратные двухэтажные дома.

Всюду идеальная чистота. Нигде — ни окурка, ни щепочки. За чистотой улиц каждый следит, как за своим домом. И главный поборник этого — председатель поселкового Совета — энергичная волгоградка Валентина Ильинична Коломиец.

Живут здесь разведчики газа и нефти. Газ найден. Теперь ищут нефть. Вот мы и направились отсюда к Карскому морю, последней точке нашего путешествия — мысу Харасавэй.

По пути увидели сверху ненецкие чумы, и вертолет опустился. Пилот не заглушил мотор. Бортмеханик спрыгнул с вертолета и вонзил в землю металлический шест. Шест легко ушел в землю — почва ненадежная. Снова поднялись. Попробовали опуститься чуть дальше. Шест опять провалился. Наконец пилот «нащупал» твердый грунт. Мы покинули вертолет и поторопились к стоянке ненцев. Они вышли из чумов и ждут нас. Мужчины в малицах, женщины в палицах[8].

Стоянка была из двух чумов. Остов этой ненецкой палатки образуют деревянные шесты, поставленные конусом. Его обтягивают оленьими шкурами, сверху скрепляют кольцом, но так, чтобы осталось отверстие для дымохода. Пол в чуме устилают тоже оленьими шкурами