Не собираюсь спорить с ней, что я дерьмовый друг. Так и есть, и мы оба это знаем.

– Это хороший ход.

– Ох, несомненно. Даже Зевс не сможет возражать против этого брака, если его сестры выступят свидетельницами. – Она широко улыбается. – Ставлю тысячу на то, что они откажутся.

– Принимаю пари. – Я указываю на дверь. – А теперь выметайся. Мне нужно сделать пару звонков, а тебе – найти костюм или что-то еще на этот вечер, потому что твой наряд не подходит для такого случая. Ради всего святого, Гермес. Рождество было два месяца назад.

– Рождество – это состояние души. – Но она все же спрыгивает со стола и сует тарелку мне в руки. – Поняла. Изысканный прикид. Я приглашу Диониса.

Эта женщина не может не подливать масла в огонь. Я закатываю глаза.

– Ты сама все прекрасно понимаешь, Гермес.

Она уходит, отвечая мне через плечо:

– Он, наверное, и не объявится, потому что ненавидит тебя. Но все равно приглашу, потому что я хороший друг, и ему будет обидно, если я этого не сделаю.

– От того, что Дионис твой друг, мне он другом не становится.

– Не слышу тебя. Пока! – Она машет мне и уходит.

Через несколько мгновений слышу, как хлопает входная дверь. Иду и запираю замки. Я смирился, что Гермес заявляется, когда пожелает. Она – на девяносто процентов кошка. Приходит и уходит, когда захочет, и угощается моей едой и выпивкой, независимо от того, дома я или нет. Это раздражает, но вместе с тем странным образом очаровывает, что под силу только Гермес.

Она согласилась провести церемонию, а значит, мне предстоит совершить одним звонком меньше. Возвращаюсь на кухню, мою тарелку Гермес и начинаю готовить завтрак для нас с Психеей. Это будет чертовски долгий день.

Глава 10

Психея

– Что?!

Я с трудом сдерживаю вздох и сосредотачиваю внимание на телефоне. Его экран поделен на три квадрата, в каждом из которых одна из моих сестер. У всех на лицах застыла ярость и неверие. Эрос, черт бы его побрал, был прав. Уговорить их будет непросто.

– Мы с Эросом женимся. Сегодня вечером.

Камера Каллисто движется вслед за ней по комнате.

– Я его убью.

– Нельзя угрожать смертью каждому, кто выводит тебя из себя, – говорит Персефона. – Но в этом случае склонна согласиться. Или можно переломать ему ноги, засунуть его в коробку и отправить подальше с первым же кораблем, отплывающим из Олимпа. Уверена, Посейдон даже не заметит.

– Пожалуйста, прекратите угрожать моему жениху, – мягко говорю я.

Эвридика печально наблюдает за мной.

– Ничего не выйдет, Психея. Афродита ненавидит нас из-за матери, а Эрос – оружие, с помощью которого она карает тех, кого ненавидит.

Мне известно об этом лучше их всех. Я подавляю дрожь.

– Я все решила. Прошу, поддержите меня. – Собираюсь сказать, что у нас настоящая любовь, но ложь не сходит с языка. – Мнение Афродиты и нашей матери насчет этого брака значения не имеет.

– Я бы так не думала.

Многозначительно смотрю на Персефону.

– Говорит женщина, которая сбежала от Зевса и связалась с призраком Олимпа. Тебе ли судить.

Похоже, моя сестра не убеждена.

– Аид не заслужил свою репутацию. А Эрос заслужил.

С этим поспорить не могу, поэтому прибегаю к единственному доступному мне средству. Искренней просьбе.

– Прошу вас поддержать меня. Я решила выйти за Эроса и не передумаю.

Эвридика, похоже, вот-вот расплачется. На лице Каллисто, напротив, застыло то же опасное выражение, как и в тот момент, когда она пырнула Ареса в ответ на оскорбление или когда не так давно устроила драку в баре. А Персефона? Она смотрит на меня, будто не узнает. Наконец она говорит:

– Ты ведь сказала бы нам, если бы попала в неприятности?

Ни за что на свете. Тем более, я и так уже по уши в дерьме и стремительно погружаюсь глубже. Они ничем не помогут мне, а если и попытаются, это даст Афродите больше возможностей устранить меня навсегда. Хуже, она может обратить свой мстительный взор на моих сестер. Тащить их за собой на дно было бы верхом эгоизма, я отказываюсь так поступать. А потому лгу, глядя сестре в глаза:

– Конечно.

Она вздыхает.

– У мамы случится сердечный приступ, когда она узнает об этом.

– Вовсе нет, ты же знаешь. Она много лет искала способ утереть Афродите нос, и когда успокоится, поймет, что этот брак – прекрасная возможность это сделать. – Даже если это означает, что я не выйду за Зевса, чего она, безусловно, хотела. Сейчас не могу позволить себе слишком много думать об этом.

– «Когда она успокоится» – это довольно важное условие. – У Персефоны в кадре появляется щенок, симпатичная черная дворняжка, которая облизывает ей подбородок и нетерпеливо тявкает. Сестра рассеянно гладит щенка по голове. – Не сейчас, Цербер. Я разговариваю.

Каллисто чертыхается.

– Хрень это все. Я не стану этому содействовать. – Она вешает трубку, не дав мне вставить ни слова.

Эвридика качает головой.

– Прости, Психея. Но ты пожалеешь об этом. Я не могу тебя поддержать. – Она тоже кладет трубку.

Сдерживаю вздох. Другого и не ожидала, но надежда умирает последней. Персефона гладит Цербера с задумчивым видом и наконец говорит:

– Я доверяю тебе. Не думаю, что это верный ход, но подозреваю, что ты не все рассказываешь. Вчера вечером ты была отмечена на полудюжине фотографий с Гермес, а сегодня утром – сюрприз – выходишь замуж за сына врага нашей матери.

Стараюсь, чтобы чувство вины не отразилось на моем лице.

– Справедливости ради, половина Тринадцати – враги нашей матери.

Персефона не улыбается.

– Ты подыграла мне, когда я попросила поддержать меня, пока я, сбежав от Зевса, оставалась у Аида. Ты дала мне время и оказала доверие, в котором я нуждалась, чтобы во всем разобраться. Будет крайним лицемерием, если я тебя теперь не поддержу.

Я фыркаю.

– Очень рада, что ты пришла к такому выводу.

– Эй, я люблю тебя и волнуюсь. Мне очень хочется приехать, выломать ему дверь в стиле Каллисто и увезти тебя в Нижний город.

Если бы я хоть на миг подумала, что это поможет… Но нет. Персефона рассказывала, что видела Эроса в Нижнем городе, и даже отзыв приглашения, скорее всего, не сможет ему помешать. Пересечь Стикс без приглашения непросто, но