Шрифт:
Закладка:
Вся беда в том, что я не Пашка. Это ему подобные разговоры даются легко и непринуждённо. Порой он ничего толком и не делает, а девушек очаровывает с полуслова, с полувзгляда.
– Любишь путешествовать? – это самое лёгкое – говорить о работе.
– Не очень, – морщит она нос и улыбается. – Мне больше нравится радовать людей. Разрабатывать маршруты, подбирать разные условия. Кому-то побогаче, а кому-то – побюджетнее варианты. Я всегда представляю людей, которые отправляются на отдых. Одинокие искательницы приключений. Семейные пары с детьми или компания молодых людей. Что им понравится? Что будет интересно? Какие развлечения предложить? Это увлекательно. А сама я бы предпочла уютный домик, где нет никого, тихий пляж.
Я перевожу дух. Кажется, она идеальная. Мне было бы сложно, окажись она очень активной. А может, как раз наоборот: вытаскивала бы меня и заставляла жить не только наукой. И то, что я пытался найти в Юле только хорошее, удивительнейшим образом меня успокаивало, придавало сил и уверенности: у нас всё получится. Нужно лишь, не торопясь, двигаться в правильном направлении.
– Тебе нравится твоя работа? – я мог бы не спрашивать, но у неё глаза светятся, когда она об этом говорит. А мне импонируют увлечённые люди.
– Нравится, конечно, – рассматривает Юля меня внимательно. От её взгляда хочется поёжиться или спрятаться. Желательно за стёклами очков, которые сейчас не со мной. – Иначе я бы нашла другое дело по душе.
Я на время умолкаю: Юля всё же голодна, а разговоры, как известно, сытости не добавляют. Украдкой любуюсь, как она ест. Даже это мне нравится. Всё нравится. А ещё я некстати вспоминаю, как она красива в том самом платье и поспешно отвожу взгляд. Лучше не искушаться. Иначе это плохо кончится.
И тут случается непредвиденное: наша хрупкая идиллия разбивается вдребезги.
– О-о-о! – выдаёт энергичная брюнетка, врываясь к нам, как Наполеон, – Ну наконец-то я тебя застукала!
Юля
Я сразу и не сообразила, в чём дело, потому что у дамы, что влетела, нарушая наше с Павликом уединение, лицо сияло не злорадством, а торжеством.
– Здравствуй, мама, – тяжело, но покорно вздохнул Костров.
Мама?! Вот эта лёгкая и почти воздушная девушка – его мать?! С ума сойти. Убиться об стенку. Я хочу быть её ребёнком, чтобы унаследовать гены, узнать секрет её молодости и оставаться всегда молодой, вечно юной.
Конечно, приглушённый свет сыграл со мной шутку. Приглядевшись, я поняла, что она не столь юна, и время оставило следы на её лице, шее и руках, но хорошая фигура и ухоженная кожа делали её моложе своих лет, а ножки в туфельках на каблуках вызывали зависть. Да и платье у неё не для старушек – подчёркивало все изгибы и аппетитные выпуклости.
В общем, не сиди я, как ворона, с раскрытым клювом, могла бы с удовольствием показать два больших пальца. Одобрямс! И Розке с Элькой мама Кострова понравилась бы однозначно.
– Дима! – крикнула женщина куда-то в проход, – ты должен это увидеть!
– Павел, – я лихорадочно нащупывала ногой скинутые туфли. – Можно я пойду?
– Павел? – живо обернулась мать, словно я слона в зоопарке за хобот схватила, минуя решётку.
– Павел, мама, – снова вздохнул Костров.
Она проморгалась, похлопала весьма искусно нарощенными ресницами, головой покачала, а затем снова победно улыбнулась.
– Ах, да. Павел! Ну конечно же!
Я тоже моргнула. Она что, сына своего не узнала? Или видит его настолько редко, что радуется встречам с ним, как ребёнок?
И если Элька собрала верные сведения, то Костров – ловелас. Поэтому совершенно не понятна её бурная реакция на девушку рядом. Я настолько хороша, что сразу же понравилась? В чудеса я не верила.
– Дима-а-а! – требовательно звала мать, как я понимаю, отца семейства.
– Ну что ты, душа моя, так разволновалась? – вошедший мужчина с чувством расцеловал ручки жены, а меня некстати в жар кинуло. Я тоже вспомнила, как Костров мне ладони целовал.
А потом папа Костров замер. Посмотрел на сына, а затем на меня.
– Вот, значит, как. Не безнадежен, – словно вердикт вынес. – Леночка, пойдём, дорогая, не будем детям мешать и смущать.
– Да-да, конечно, – заторопилась мадам Кострова, но выразилось это лишь в суетливых движениях рук, что теребили сумочку. Сама она с места не сдвинулась, а с каким-то ненормально жадным интересом рассматривала меня. – Павлик, может, ты познакомишь нас с девушкой?
Костров снова вздохнул, а затем очень спокойным голосом отчеканил:
– Мама, папа, знакомьтесь. Это Юля, моя невеста.
Атака и оборона
Егор
Ещё бы чуть-чуть – и она бы меня выдала. Но мама всегда отличалась умом и сообразительностью и, кажется, настолько рада была видеть меня с девушкой, что готова была поддержать не просто ложь, а даже преступление.
Папа был похож на Пашку. То есть Пашка на папу. Поэтому я считаю, что мой брат тоже не безнадежен. Ведь однажды папа нашёл маму – и его период кобелизма (по словам нашей очень резвой и лёгкой мамы) ушёл в небытие, а папа, как феникс, сгорел и переродился в преданного пса.
Он всё ещё кусачий местами, но мама точно знает, когда его нужно почесать за ушком, чтобы успокоить. А ещё она мастерски выжимает из папы всё, что её душе захочется. И это касается не только материальных благ.
Детей у них больше нет. Только я и Пашка. И уже лет пять мама активно пытается нас женить.
– Я внуков хочу! – она не просит, а требует, наезжает и манипулирует бессовестно, но очень мило. Мы ей прощаем всё, терпим, но не сдаёмся.
Точнее, Пашка. Я уже. Определился, кажется. Сейчас главное, чтобы Юля не устроила скандал.
– Невеста! – ахает мама, всплескивает руками, роняет сумочку, из неё тут же рассыпается по полу всё её содержимое.
– Лен, и опять и снова, – папа недоволен, но укор его звучит мягко. Он с ней по-другому не умеет.
– Я помогу, – путается Юлька в полуобутых туфлях, и мне приходится её поддержать, чтобы не упала ненароком. Нам падать нельзя. Мы беременны вообще-то. Но об этом маме сейчас говорить нельзя категорически, иначе она ни за что не уйдёт, а последствия могут быть непредсказуемые и порочащие моё светлое имя, которое, я уверен, она тут же сдаст без суда и следствия. Во благо правды и мира на земле.
– Стоять! – командует мамочка и ласково оглядывает добычу, то есть мою Юлю, с ног до головы. Она разве что не урчит, как кошка, укравшая целый жбан сметаны.
Я моргаю, пытаясь прогнать видение: у мамы усы как у гренадёра, вымазанные в сметане, и она лихо их закручивает, строя грандиозные планы, в которых видит себя генералом во главе футбольной команды, состоящей из её драгоценных внуков. Нет. Я помелочился. Генералиссимусом.
