Нервы гудят, словно по ним пропустили двести двадцать. Тело мелко подрагивает. И что-то в груди болезненно дергается и екает. Наверное, раздавленное сердце.

Егор тем временем усаживается напротив и изучает содержимое моего мобильника. Листает, с каждой секундой мрачнея все больше. Сравнивает что-то со своим телефоном.

— Бред какой-то, — в его голосе смятение.

— Те фотографии, на которых я с каким-то мужиком…они не настоящие, — шепчу, не отнимая лица от ладоней, — муляж. Фотошоп. Тебя обманули. Специально, чтобы нас развести.

Он молчит. Пялится на экран. Зубы стиснуты, на скулах играют желваки.

— Лен, если ты все это затеяла ради того, чтобы себя отбелить…

— Мне не за что себя отбеливать. Я ни в чем не виновата. — Сажусь ровнее и поднимаю взгляд на бывшего мужа. — кто-то просто решил за нас, что нам не по пути. Поэтому настроил тебя тогда против меня, поэтому в этот раз прислал тебе мои фотки с Мироном, а мне твой прошлогодние фотографии в труселях. Мы просто кому-то помешали.

Он молчит некоторое время, потом порывисто поднимается и расхаживать по кухне, как тигр в клетке

— Да, какая-то херня, Лен! Кому это нужно?

— Я не знаю, — жму плечами, — я ничего не знаю. И не понимаю.

Малов злится.

— Я сейчас позвоню и спрошу, что все это значит.

Звонит. Без толку. Не отвечает ни тот номер, с которого писали ему, ни тот с которого писали мне. Оба вне зоны действия сети.

— Бред, — упорно повторяет он, — просто бред.

Возможно, но этот бред слишком дорого нам обошелся.

Он набирает еще один номер, и в этот раз ему отвечают.

— Саш, привет, — бывший муж запрокидывает голову к потолку и звучит так, будто бесконечно устал, — у меня просьба будет. Можешь фотки на подлинность проверить? Отлично. Сейчас перешлю.

Он все-таки засомневался.

Глава 9

После разговора Егор медленно отнимает трубку от уха и смотрит на экран. Вид у него растерянный. Я бы даже сказала, потерянный.

Я, наверное, выгляжу не лучше. А по ощущениям, так вообще капец. Что-то екает, что-то булькает, а что-то уже вообще скукожилось и отвалилось.

Пытаюсь понять, что произошло, но понималка не работает.

Какая-то злостная подстава. Но кто, почему? Кому помешали два блаженных до одури влюбленных придурка, растворившихся друг в друге и не замечающих ничего вокруг? Кому могло помешать наше с Маловым счастье?

Он усаживается напротив. Кладет локти на стол, рассматривает свои кулаки. Между нами сейчас пропасть, но душа сжимается от неправильной, вымученной надежды. Вдруг через эту черную бездну, разделившую нас, можно перекинуть хрупкий мостик. Хотя бы ниточку.

Мне его так не хватает…

Сколько угодно можно строить из себя сильную и независимую, но стоит остаться наедине с собой и своими мыслями, как они наполняются воспоминаниями о том, как нам было хорошо, и сожалениями об упущенном. Сложно.

Я вообще не особо плаксивая, но сейчас отчаянно щиплет в носу, и предательский жар накатывает на глаза.

Надо как-то отвлечься. Что-то сделать, занять себя, иначе можно провалиться на самое дно.

Пока я соображаю, как это сделать, Егор меня опережает:

— Может, пожрем?

Проглатываю сухой ком, вставший поперек горла.

— У меня не приготовлено.

— Приготовим.

Смотрю на него, он смотрит в ответ. Во взгляде усталость, от которой щемит сердце, а еще что-то созвучное моему. То, чему пока у меня нет определения.

— Давай.

Я достаю из холодильника курицу и закидываю ее в микроволновку на режим разморозки. Егор тем временем чистит картошку, по-армейски бодро срезая кожуру.

Мы не разговариваем, но действуем так же слаженно, как и раньше. Одно чистим, второе режем, третье трем. Даже соль и специи кладем так, как нам обоим раньше нравилось. Это получается само, на автомате, потому что въелось на подкорку. Сидело там, придавленное гнетом обстоятельств, ждало своего часа.

Читаем друг друга без слов. Это так привычно и в то же время мучительно. Судьба будто насмехается, напоминая нам о том, как могло быть, если бы не…

И мне очень хочется разобраться, что это за «не» такое.

Суп булькает на плите, наполняя кухню аппетитным ароматом. В духовке румянится пицца-самоделка из слоеного теста и всего, что нашлось в холодильнике.

— Пирожные? — интересуется Малов, не заметив коробки ни в холодильнике, ни на столе. — Выкинула?

— Ага, сейчас, — я ворчливо отворачиваюсь, — съела.

Он усмехается:

— Кто бы сомневался. Ты скорее меня в окно бы выкинула, чем вкусняшки.

Я краснею.

Сердце смущенно трепыхается, и в голове творится не пойми что. Какие-то дикие пляски из обрывков мыслей и слов.

Невыносимо.

Суп получается отменным. Вроде все как обычно, ни одного нового ингредиента, но вкус совсем другой. Тот самый, который мне нравится больше всего.

Я ставлю на стол две дымящиеся тарелки, и мы едим, время от времени сталкиваясь взглядами. Тут же отворачиваемся, делая вид, что не заметили.

Потом достаю пиццу и разрезаю ее на восемь треугольников. Завариваю свежий чай.

Привычные действия кажутся чем-то странным, особенным. Присутствие Егора ощущается кожей. Я вижу, что он в растерянном состоянии, чувствую, но не могу найти слов, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, потому что сама на взводе, барахтаюсь как могу.

Спустя некоторое время ему звонят. От резкого звона, мы оба дергаемся и таращимся на моргающий телефон. Малов первым приходит в себя и хватает трубку.

— Да?

Слышу что-то неразборчивое. От любопытства даже шею вытягиваю, пытаясь разобрать чужие слова.

Егор это замечает:

— Я сейчас на громкую поставлю, — жмет на кнопку и выкладывает телефон на стол.