Шрифт:
Закладка:
В конце концов, разве путь к сердцу мужчины лежит не через его желудок?
Конечно, на самом-то деле супруга добавляет в кипящую воду соль, трофейные перец и лаврушку, а также «родные» душицу, укроп и мелко порубленный чеснок. Причем Дуня твердо решила выкипятить жидкость в котле на две трети, чтобы максимально загустить бульон — после чего планирует добавить в него мелко нарезанный репчатый лук и сливочное масло, да притушить, протомить мясо в получившемся соусе… Короче, задумка великолепная, исполнение пока на самом высоком уровне (а там я уж подстрахую, если потребуется!) — разве что ждать долго.
Но горянке, стоит признать, терпения не занимать…
— Дунь, а Дунь? Ты чего поешь-то?
Женушка, посмотрев на меня, мягко улыбнулась:
— Я пою древнюю песнь адыгэ о нарте Бадыноко. Ее пели многие женщины в моем роду…
Однако, вспомнив про свой тейп, Дахэжан невольно потемнела лицом — и я тотчас попытался ее отвлечь:
— А расскажи мне про Бадыноко. О чем твоя песнь?
Вновь мягко улыбнувшись, супруга начала свой сказ:
— Бадыноко был славным витязем, нартом — и он воспротивился древнему закону своего народа. Закону, согласно которого старых, потерявших былую силу родителей сбрасывают со скалы…
— Ничего себе… Вот тебе и почитание старших на Кавказе!
Впрочем, черкешенка не услышала моего приглушенного возгласа, и продолжила неторопливо так, размеренно говорить:
— Но Бадыноко отказался убить своего отца. Нет, он тайно спрятал его в неизвестной сородичам пещере, где навещал своего родителя, кормил и ухаживал за ним… А в те годы народу нартов пришли беды, одна за другой — и тогда Бадыноко пошел к своему отцу, просил совета. Ведь отец его был не только стар, но и мудр, прожив уже целую жизнь… И советы отца из раза в раз помогали нартам пережить все обрушившиеся на них беды.
— Вот даже как… Ладная, поучительная история.
Дахэжан согласно кивнула:
— У нас Бадыноко также называют одиноким витязем — нартом, пошедшим против древнего, но несправедливого закона. Пошедшим против целого народа — чтобы спасти его! И именно благодаря Бадыноко мой народ теперь особенно уважает стариков и чтит их седую мудрость…
И вновь воспоминание об оставленном тейпе смутило горянку. Пытаясь как-то отвлечь ее, я постарался увести разговор в несколько иное русло:
— Скажи, а сказания о нартах не противоречит вере адыгэ в Иисуса Христа и Пресвятую Троицу? Ведь ты говорила, что твой народ принял святое Крещение — а нартский эпос, насколько я знаю, возносится к временам язычества, многобожия…
Супруга ответила не сразу, мерно размешивая черпаком с длинной ручкой отправленные в бульон специи. Наконец, она заговорила:
— В древних верованиях адыгэ был единый создатель и бог — Великий Тха, Тхашхо. Он создал все сущее — и небо и землю, и людей, и животных… И в тоже время он не имел единого воплощения — а подобно бестелесному духу, наполнил собой все вокруг.
— Интересно… Получается, ваш Тха — он как бы Бог-Отец, Создатель мира. И в тоже время он Бог-Святой Дух, раз наполняет собой всю землю…
Дахэжан согласно кивнула:
— С принятием христианства Святой Дух — Псатха — был словно приравнен к Тхашхо, а вот Ауш Джерыдже и Мать Его Тхэнана… То есть Иисус Христос и Богоматерь стали ну словно бы младшими богами рядом с Великим Тха. И да — в понимание адыгэ даже боги подвергаются нартскому суду за нарушение обычаев.
Мне осталось только удивленно покачать головой:
— Как все сложно! Иными словами, у вас христианство не вытеснило старых верований, а слилось с ним, раз уж ваш Тха был так похож на Пресвятую Троицу… Неожиданно все-таки. Но ты же понимаешь, что ваше «христианство» не совсем… Да не совсем правильное что ли? Ну, явно не каноническое?
Черкешенка вновь улыбнулась:
— Понимаю. Ты не забывай, в детстве я много общалась со своей русской няней. А она рассказывала мне о том, как верит в Пресвятую Троицу, а также про жизненный путь Иисуса Христа и Его подвиг… Его жертву, принесенную во искупление людских грехов… После я также спрашивала у наших шогенов — то есть священников — про Ауша Джерыдже. И шоген слово в слово повторил мне слова матушки-кормилицы…
Дахэжан на мгновение задумалась — а после, посмотрев мне прямо в глаза, заговорила с неожиданной страстью, каким-то незнакомым мне доселе вдохновением:
— А ведь это действительно подвиг — даже так, ПОДВИГ! Пойти на крестную смерть ради простых людей, будучи Сыном Бога — поругаемый и избиваемый, униженный… Точнее, люди пытались унизить его терновым венцом, побоями, грубыми словами. А ведь и седьмицы не прошло, как они славили Его кличем «Осанна!» при входе Иисуса в Иерусалим! И в тоже время в день казни кричали лишь «распни его!», да отпустили душегубца-Варавву вместо Христа… И он Сам взошел на крест, хотя в любой миг мог избежать казни — но принял волю Отца, чтобы спуститься в ад, и повергнуть врата его, и вывести всех праведников на Небеса!
Я с удивлением, даже изумлением посмотрел на супругу, так горячо и вдохновлено говорящую об Иисусе Христе — и только после до меня дошло: вот она, истинная вера… Когда не подвергаешь сомнению Евангельских сказаний и принимаешь за истину известное нам жизнеописание Сына Божьего. Когда признаешь Его смерть не как слабость, безвольную покорность и нежелание бороться за себя — а как сознательную жертву, как подвиг, совершенный ради людей!
И уж если Бог попустил своему Сыну взойти на крест и пережить все смертные страдания в человеческом обличье… То какой еще любви может желать человек от Господа⁈
Последняя мысль, пришедшая по наитию, не успела, впрочем, окончательно оформиться. Полог
