гопоты. Если бы у него появился такой интересный опыт, то, несомненно, его философские воззрения подверглись бы серьезным коррективам. А вот Димон философом не был, он был автослесарем, и прямо сейчас его трясло мелкой дрожью. Он попытался достать сигареты из кармана, но прикурить так и смог. Руки его ходили ходуном.

— Тела в кусты, и засыпаем снегом, — скомандовал я.

— Н-н-нельзя в кусты, — промычал Китаец, который, не отрывая глаз, смотрел на трупы, которые пялились в небо остекленевшим взглядом. — Собаки почуют. Их здесь уже в пять утра выгуливать начнут…

— Соображаешь, — приятно удивился я. — Я, вообще-то, не для этого в кусты их прятать хотел. Потащили, Димон. Их прикопать надо, а потом от тел избавиться. Нету тела, нету дела. Машина нужна. У кого есть?

— Отцовскую взять могу, — ответил Димон, разглядывая рассеченные кулаки. — Черт, завтра руки распухнут. Как же я на работу пойду, а? Знал бы ты, как в тюрьму неохота.

Китаец опять застонал.

— Для автослесаря, который не хочет лезть в криминал, — хмыкнул я, хватая Руля подмышки, — ты очень лихо работаешь ногами. Ну, чего встал? Я один жмуров таскать буду?

— В люк, — решительно сказал Димон. — Бросаем их в люк. А вывезем завтра ночью. Надо братву подтянуть. Сами не справимся.

Ох… сейчас еще его искать, откапывать и поднимать. Ночью, в снег…

— Разломим? — протянул я ему деньги, взятые из кошельков убитых. Неплохая сумма, полкуска. — И цепь еще неслабая.

— Ну, не хочешь, как хочешь, — равнодушно ответил я, когда Димон отчаянно замотал головой. Его все еще трясло.

* * *

— Ну, вот так вот все и получилось, пацаны, — сказал я, откидывая в сторону чугунную крышку люка.

— Ну ни хэ себе! — удивился Штырь, разглядывая скрюченные тела, которые мы сбросили в коллектор, который нашелся прямо на территории парка. — Какой ты, Димон, злой убивец, оказывается. А так ведь сразу и не скажешь.

Карась и Копченый одновременно выругались матом. Причем с очень даже похожими оборотами. При этом Вовчик сильно покраснел, а вот Гриша почему-то побледнел, что его обгорелой физиономии не прибавило даже толики красоты.

— Ну вы, парни, даете! — почесал репу Карась. — Зря мы без вас свалили.

— Чего уж теперь… — тяжело вздохнул Китаец. — Что делать будем?

Парни переглянулись.

— Ясен пень, что, — Штырь сплюнул на снег. — Не в ментовку же идти сдаваться.

Он повернулся ко мне:

— Ну и как мы их оттуда доставать будем? И куда потом денем? — задал Штырь не менее резонный вопрос. — Не землю же отогревать. В прорубь только если… Пацаны, у вас дома гири есть?

— Две гири, капроновые веревки, лом, рыбацкий бур, мешки и машина, — прикинул я. — Легковая не пойдет, не засунем. И прорубь нужна. Желательно поглубже.

— В Агафониху поедем, — сказал Вовка, который был заядлым рыбаком. — Километров десять до нее. Там озеро глубокое, и дачи вокруг. Прорубь точно найдем, и не одну. Там среди недели никого, на выходных народ подъезжает окушка потягать.

— Я своего Зила возьму, — заявил Копченый. — Скажу мастеру, что перевезти кое-то нужно. Суну чирик. Он и не станет придираться, что я машину ночью верну. И в журнале время прибытия как надо поставлю. Там тетя Зина сегодня на вахте, она кочевряжиться не станет.

Парни меня очень порадовали. Вписались мигом, без сомнений и гнилых колясок на тему «а что скажет мама». Но виду я не подал.

— За машиной гони, — повернулся я к Китайцу. — Веревки и мешки есть? Пацаны, с вас гири.

Через пару часов я и Гриша Копченый тряслись на дребезжащем Зилке, в кузове которого отдыхали два местных авторитета.

— Только бы на ментов не нарваться… Только бы не нарваться, — шептал Копченый побелевшими губами.

Ему было страшно. Не такой уж он отважный герой, как оказалось. Пока вытащили тела из люка, пока забросили их в кузов, до пацанов начала доходить вся бренность нашего невеселого бытия. Они повесили на себя соучастие в убийстве. И это ни хрена не смешно. Пойдут паровозом, даже если мы с Китайцем все на себя возьмем. Китаец взял отцовскую копейку, погрузил в багажник две гири, лом, рыбацкий бур и веревки, и теперь трясся позади нас метрах в двухстах. Карась и Штырь ехали с ним.

Ледяные глыбы, которыми было усеяно Рогаческое шоссе, заснуть не давали. Машину то и дело подбрасывало на кочках. Впрочем, заснуть и так не вышло бы. Во-первых, все были на нервах, во-вторых, ехать до деревни Агафониха всего-то минут пятнадцать-двадцать, не больше, а в-третьих, продавцы полосатых палочек, охранявшие въезд в на хрен никому не нужный совхоз с гордым названием Останкино, вышибли последние остатки сна, которые решили пробраться в мой уставший мозг. Дело было плохо. Мы нарвались на патруль, и толстый сержант-гаишник, вылезший из машины, махнул жезлом, приказывая остановиться.

— Другой дороги не было? — сквозь зубы спросил я, наблюдая перекошенную рожу Вовки в заднем стекле Димоновой копейки. Они обогнали нас и остановились впереди, явно не зная, что делать.

— Через лес не проехали бы, — негромко ответил Гришка. — А давать круг по трассе намного дольше, и там точно пост. Я никак не пойму, чего этих сюда занесло.

Он вытащил документы, достал из бардачка путевой лист и набрал воздуха в грудь. Я сунул в ладонь Копченого пару сотенных купюр, что взял на мордатом.

— Я пошел, — выдохнул Гриша и вышел из машины, хлопнув дверью так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Ну, не Мерседес, что поделаешь…

— Сержант Сергеев, предъявите документы, — услышал я с той стороны двери.

Под седушкой у меня лежал ТТ, и я аккуратно дослал патрон в ствол. Полное дерьмо! Вот ведь вляпались! За мента лоб зеленкой сразу намажут. Впрочем, мне с двумя