Помня, что предстоит много дел, я совершил довольно сносную пробежку, принял душ и нацедил себе чашку кофе. Усевшись за стол, пролистал документы. Как обычно, самое важное бухгалтеры разъяснили в сопроводительном письме, а закладками-стикерами пометили строчки, где я должен расписаться. Неудивительно, что на тридцать второй отметке у меня заболели глаза, и лишь две чашки кофе спустя я наконец разложил бумаги по заранее подписанным конвертам.

Около десяти утра я уже дожидался своей очереди на почте, чтобы поставить на письма штемпели. Вернувшись домой, я включил ноутбук и уведомил бухгалтеров, что дело сделано.

Затем мне предстояло заняться ульями. Надев привычный защитный костюм, я погрузил в тачку необходимое оборудование, включая пустые магазины и разделительные решетки. Главное – не опоздать. Без разделительной решетки пчеломатка может покинуть улей в поисках нового гнезда, а вслед за ней улетит весь рой.

Так, например, случилось в 1957 году, когда бразильские ученые вывели африканизированных пчел – так называемых «пчел-убийц», – полагая, что те лучше приживутся в тропическом климате. Пчеловод-куратор убрал разделительные решетки – думал, что они мешают насекомым передвигаться внутри ульев. В результате двадцать шесть пчеломаток вырвались на свободу, а за ними – все обитатели пасеки. Их потомки обосновывались все севернее и в конце концов добрались до США.

Я покатил тачку привычным путем, собираясь начать с самого левого улья. Внезапно я заметил Келли: девушка шла по дороге, направляясь, видимо, в «Факторию». Как и в прошлый раз, она шагала, опустив голову, с какой-то мрачной решимостью во взгляде.

Подойдя к забору, я помахал ей рукой.

– Спешишь на работу?

Вздрогнув, Келли остановилась: мое внезапное появление ее напугало.

– Опять вы!

Те же слова я услышал в парке от Натали. Похоже, в скрытности и загадочности Келли могла бы с ней посоперничать.

Вспомнив, что стою в защитном костюме, я пояснил:

– Собираюсь поработать на пасеке, чтобы пчелам хорошо жилось.

Келли посмотрела на меня с плохо скрываемым недоверием. Когда она сложила руки на груди, я заметил синяк возле локтя.

– Это же пчелы, – буркнула девушка. – Разве они не могут сами о себе позаботиться?

– Могут, – согласился я. – Пасека – не муравьиная ферма, кормить пчел не нужно. И все же порой за ульями надо присматривать.

– Они вас любят? – спросила Келли.

– Пчелы?

– Ага.

– Не знаю, – пожал плечами я. – По-моему, они не против моей компании.

– Вы в костюме. Не помню, чтобы ваш дедушка его надевал. Во всяком случае, когда я проходила мимо.

– Он был храбрее меня.

Впервые с тех пор, как мы с Келли познакомились, я заметил на ее лице проблеск улыбки.

– Вы что-то хотели? – поинтересовалась девушка.

– Да нет, – ответил я. – Просто увидел тебя на дороге и решил поздороваться.

– Зачем?

Зачем?

Вопрос застал меня врасплох, я даже не сразу нашелся с ответом.

– Ну, так обычно делают соседи…

Келли отрешенно поглядела вдаль.

– Мы не соседи, – проронила она. – Я живу не здесь.

– Пожалуй, ты права, – признал я.

– Мне пора. Не хочу опоздать на работу.

– Ладно. Я тоже не хочу, чтобы ты опоздала.

– Зачем тогда окликнули меня? – осведомилась девушка.

Я думал, тезис про доброе соседство все прекрасно объяснил, однако Келли, похоже, ничего не поняла. Она явно стремилась поскорее уйти – совсем как Натали на фермерском рынке.

– Просто решил поболтать, – ответил я на вопрос. – Удачи!

Девушка немного постояла, а затем отправилась восвояси. Даже не оборачиваясь, я понял: она и взглядом меня не удостоила напоследок. Да и какое мне, собственно, дело?

Я надел защитную маску с сеткой, перчатки и подкатил тачку поближе к первому улью. Зажег дымарь, нагнал побольше воздуха, чтобы успокоить пчел, и спустя минуту-другую снял обе крышки. Я вставил разделительную решетку в пазы над главным корпусом улья, закрепил сверху пустой магазин и вернул крышки на место. То же я проделал со вторым, третьим, четвертым ульями, загружая и вновь разгружая тачку. Поглощенный монотонной работой, я думал о дедушке. Наконец дело было сделано.

К счастью, все пчеломатки оказались на месте – исправно ели и откладывали яйца. Я справился меньше чем за три часа. День клонился к обеду; заключив, что утро выдалось плодотворным, я побаловал себя бутылкой пива и сэндвичем.

Порой душа требует подобных мелочей. Так ведь?

После обеда мне предстояли еще два дела, и оба я считал важными для душевного спокойствия.

Натали подсказала мне поискать ответы в дедушкином пикапе. Не менее разумным я счел совет первым делом позвонить в больницу. Пока я точно знал лишь то, что дедушку привезли туда из соседнего округа.

Телефон больницы я нашел в интернете. Мне ответила пожилая дама с таким сильным акцентом, что его следовало бы заспиртовать для музея. После долгих минут бормотания и мычания – женщина к тому же растягивала слова – она заключила, что ничем не может помочь, назвала кого-то из больничной администрации и предложила соединить меня с ним. К сожалению, на этом связь прервалась.

Я позвонил в больницу снова, назвал нужное имя, и меня перевели на автоответчик. Я оставил свои контакты и краткое сообщение, попросив со мной связаться.

Впрочем, помня о беседе с первой дамой, я сомневался, что мне перезвонят. И все же я сделал первый шаг на пути к разгадке.

На разных этапах жизни – в старших классах и в Аннаполисе, в резидентуре и во флоте – я встречал интересных людей. Всякий раз я сближался с узким кругом знакомых, наивно полагая, что мы останемся друзьями навсегда. Раз уж мы вместе тусуемся, думал я, так продолжится и дальше.

Оказалось, дружба работает иначе. Жизнь меняется, люди меняются тоже. Одни взрослеют, женятся, заводят детей. Другие становятся врачами, едут служить в Афганистан, и там их карьера летит в тартарары. Спустя годы лишь несколько приятелей – и то, если повезет – продолжают с тобой общаться. Очевидно, дружба не бывает односторонней. Мне повезло: у меня сохранились школьные друзья. Тем не менее я не раз задавался вопросом, почему одни люди остаются с тобой на годы, а другие – отдаляются. Чтобы дружба жила, в нее должны вкладываться двое.

Я завел об этом речь, потому что порой гадаю, считать ли доктора Боуэна другом. В какой-то мере мы очень близки. Беседуем каждую неделю, и он знает меня лучше, чем кто-либо еще. Только ему известно, как часто я думал о самоубийстве, вернувшись из Кандагара, – каждый день, если вам любопытно, – и только Боуэн знает, как мне бывает паршиво, когда я вспоминаю о смерти родителей. Он знает, как долго я сплю, сколько пива выпиваю за неделю и с каким трудом подавляю гнев, вместо того чтобы вздохнуть и вернуться к своим делам.

Однажды – около девяти месяцев назад – я зашел в строительный магазин. Я стоял в очереди, и тут открылась соседняя касса. Служащий сказал, чтобы к нему подходили по порядку. Первым был я,