это беспокоило. Ох, как его это беспокоило. Беспокоило настолько, что он вскакивал со стула, вздыхал, садился обратно – и все начиналось по новой. Обложка «Мауса» в его руке изрядно потемнела от пота.

Антеро встряхнул жестянкой с инструментами Иатриума, зная, что этот звук непременно привлечет внимание Тео, и не ошибся. Здоровый глаз дозорного тут же уставился на ржавые металлические спицы, кусачки, пинцет и прочие предметы. Вирпи расплылась в зловещей улыбке.

– Пойди с остальными, Тео, и раздобудь одежду богомолов, – произнес Антеро со слащавой обходительностью и погладил его по голове. – Это ведь точно богомолы, а не евреи или еще кто-то?

– Богомолы.

– Чудесно. Найди себе самую яркую и красивую одежду богомолов. Ты же хочешь притвориться богомолом, Тео?

– Красный Амай запрещает играть в материк! Нельзя! – воскликнул Тео, после чего вскочил и снова сел, едва не сломав стул под собой. Здоровый глаз опять уставился на инструменты. – Нельзя, – повторил он и с надеждой спросил: – Или можно?

– Сегодня Красный Амай разрешает немного пошалить, Тео. Ведь так, Вирпи?

– Сегодня день веселья, – подтвердила та скрежещущим голосом. Она освобождала лучи плавника от скользкой пленки. Действовала осторожно, чтобы самой не уколоться.

– Но это не все, Тео. – Антеро уперся локтями в край стола и вытянул правую руку, повернув ее ладонью вверх. – Обязательно забери у богомолов шипящий огонь и рацию. Ты ведь помнишь, как выглядит рация, Тео?

– Треньк-треньк?

– Да, треньк-треньк. А теперь иди, мой мальчик. Ты прекрасно справишься с заданием. Красный Амай любит тебя.

Тео шмыгнул носом:

– А я люблю Красного Амая. Он лучший. Лучше всяких богомолов, котов и евреев!

Дозорный вскочил со стула и бросился к двери. Там замешкался и поклонился красноватому божку из лавового камня, врезанному в притолоку. Наконец выбежал наружу, потрясая книжкой.

Проводив Тео безразличным взглядом, Вирпи взяла из жестянки шило и острием отыскала на ладони Антеро самую крупную мозоль. Надавила. Кожное уплотнение, едва уступавшее камню по твердости, с неохотой пропустило в себя стальное жало.

– Ты будешь связываться с материком?

– Только если чужаки – носители власти, – ответил Антеро. – Знаешь, Вирпи, мне нравится твоя шляпка. Что она означает?

Вирпи с изумлением вытаращилась на него. Вопрос был лишен всякого смысла, потому что эту широкополую шляпу до Вирпи носила другая смотрительница Иатриума, как и до нее еще одна и еще.

– Не знаешь? Я тебе скажу. Твоя шляпка означает ненависть.

Хмыкнув, Вирпи отложила шило и отыскала в жестянке пинцет. Металлические бранши нырнули в миску и ухватили подходящий по размеру фрагмент луча из плавника морского окуня.

– И Марьятта ненавидит вас обоих – и тебя, и шляпку, – продолжил Антеро, мечтательно разглядывая смотрительницу Иатриума.

– У нее нет имени.

– У нее нет мужского имени.

– Глотке Амая плевать на такую мелочь.

Антеро вдруг расхохотался. Смеялся старик до слез. В это время крошечная черная игла занимала свое место в мозоли.

Наконец ядовитое жало, еще хранившее в себе рыбью слизь, было готово.

20. Тревоги Чабана

Какая-то часть Степана требовала, чтобы он иногда, вот как сейчас, подходил к широкому панорамному окну, разбитому на секции бронированными рамами, и окидывал взглядом свои владения. Конечно же, госслужащему, особенно занятому в делах безопасности, не полагалось иметь «своих владений». Но кто, черт возьми, мог проверить, что творится у него в голове?

Снаружи солнце изо всех сил пыталось выбраться из серых облаков, напоминавших мышей, силившихся сожрать яркую головку сыра. По волнам вдалеке неторопливо скользил «Гейман», некрупный патрульный катер, направлявшийся в сторону Соловецких островов. «Гейман» – очередная кличка, подаренная генератором прозвищ. Вроде бы кошачья, если он правильно помнил.

«И даже голову ломать не пришлось, верно, Чабан?» – мысленно усмехнулся Степан.

Его взгляд сместился в сторону северо-запада и отыскал в морской дымке далекую громаду. Сирены Амая. Чувство необъяснимой тревоги стиснуло сердце Степана. «Архипелаг» уже должен был высадиться. Первые отчеты не за горами.

– Кравцов, время?

Светловолосый парень с сосредоточенным взглядом на мгновение оторвался от экрана, на котором, пересекая акваторию Онежской губы, ползали зеленые точки – воздушные и морские суда.

– Десять тридцать восемь, товарищ полковник.

Не найдя более ничего интересного или успокаивающего за окном, Степан вернулся на свое место. Кто-то сказал бы, что комфортабельное кресло из пигментированной кожи и стол со шпонированной столешницей, стоявшие у дальней стены, и есть его место, но Степан считал иначе. В дежурном центре береговой охраны он предпочитал держаться ближе к подчиненным и потому без лишних слов плюхнулся на свободный офисный стул, справа от Кравцова. Заглянул в свою кружку и едва удержался от того, чтобы провести по остаткам кофе пальцем, а потом облизать его.

Вероятно, так бы Степан через секунду-другую и поступил, не раздайся из динамика голос:

– «Северная Звезда» вызывает «Башню». Говорит Голанов. Прием.

Степан молниеносно произвел с Кравцовым обмен: кружку – на головную гарнитуру.

– Чабан на связи. Докладывайте. Прием.

– Основной состав «Архипелага» сошел на берег и отправился вглубь острова.

– Как погодка, Женя?

– На голову никто не гадит, если ты об этом.

У Степана отлегло от сердца, хотя некая струна внутри все еще дрожала от напряжения.

– Черкашин с «Архипелагом»?

– Нет, Витя прохлаждается на берегу – сторожит нашу Воздушную Коровку.

Бог знает почему, но «Северная Звезда» была единственным судном береговой охраны, чье дополнительное плавательное средство имело имя. И Степан, к собственной досаде, не имел к этому никакого отношения.

– То есть группа ушла одна? – он нахмурился.

– Эта девушка, которая не из наших, была чертовски убедительна. Назвала это «местью без повода». Как-то так, по-мафиозному. Сказала, что шизики, если запахнет жареным, первым делом примутся за «Северную Звезду», а не за группу.

– Вот как? И даже Симо ее послушал?

– Говорю же, дамочка никому и шансов возразить не оставила. Симо с Назаром – ребята не промах. Особенно Назар. Так что дыши спокойнее, Чабан.

– Ты у меня… – Степан набрал побольше воздуха, чтобы устроить подчиненному разнос, но передумал и хохотнул. Ему нравилось, когда оперативники, люди, рискующие головой, разговаривают на равных. – Ты ведь в курсе, что только что угодил в пивную долговую яму?

– Выберусь из нее, как только вернемся. Конец связи?

– Конец связи.

Вполне довольный разговором, Степан отдал Кравцову гарнитуру и выдернул из его рук кружку. В запасе было достаточно времени, чтобы до следующего сеанса связи хлебнуть кофе, поглядывая при этом на море.

Но отчего же внутри он ощущал ледяной холод? Степан не верил в дурные предчувствия, потому как был убежден, что дурными бывают только люди.

А на чертовом острове могла скрываться уйма таких.