— Нет. Давай просто закончим с этим. Я хочу лечь спать и вычеркнуть этот день из памяти.

Я пожевал нижнюю губу. — Хорошо.

Затем я иду к кровати, где лежит мой блокнот, и сажусь на матрас, положив блокнот на колено.

Он поворачивает голову и смотрит на меня с дивана. — Думаю, нам стоит устроить вечер казино.

Если честно, то тот факт, что Антонио вообще задумался об этом, меня удивляет. Я думала, что большую часть всего этого буду делать сама.

— А что у тебя на уме? Я не думаю, что школа позволит нам ставить реальные деньги.

Он вздыхает. — Да, скорее всего, нет. Может быть, они разрешат каждому столу играть на что-то другое.

Я постукиваю ручкой по блокноту, размышляя об этом. — О! А что, если мы спросим, могут ли они играть на какую-нибудь особую привилегию? Например, пропуск на урок или дополнительный телефонный звонок в воскресенье, или составление меню в столовой на ужин в один из вечеров, и все в таком духе.

Антонио сидит, повернувшись ко мне лицом. — Это хорошая идея. Все будут в восторге.

Следующие полчаса мы обсуждаем все наши идеи, составляем список всего, что нам нужно принести, какие должны быть призы, и готовим текст для утверждения ректору. Исчезла неловкость, которая была в прошлый раз, когда мы остались вдвоем и я оказалась полуголой, вместо нее — дружеское подшучивание и легкость от близости с человеком, которого я знаю почти всю свою жизнь.

Каким-то образом мы оказались сидящими друг напротив друга на моем полу посреди комнаты, бумаги разбросаны вокруг нас.

— Я думаю, это будет очень хорошо.

Я поднимаю глаза от того, что пишу, и улыбаюсь Антонио.

— Определенно лучше, чем вечер игр. — Его глубокий смех зазвенел, и я уставилась на него.

Я, наверное, могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я видела, как этот человек смеется так, как он смеется сейчас. Сказать, что ему это идет, значит ничего не сказать.

— Что? — Его смех прекращается, когда он замечает, что я смотрю на него.

— Ничего. — Я качаю головой.

— Что-то есть. Что именно? — Он наклоняет голову.

Думаю, нет ничего плохого в том, чтобы сказать правду. — Просто я почти никогда не вижу, чтобы ты улыбался и смеялся так, как сейчас. Тебе следует делать это чаще.

Легкий наклон, оставшийся на его губах, исчезает. — Не так уж много поводов для улыбки в наши дни. Похоже, что только ты вызываешь ее у меня.

Мы смотрим друг на друга, кажется, целую вечность.

Наконец, я больше не могу этого выносить и смотрю на свои руки. — Что бы тебя ни беспокоило, я уверена, что ты разберешься с этим.

С его губ срывается саркастическая усмешка. — Отчасти… может быть. Будем надеяться. Он вздыхает, и я снова поднимаю на него глаза. — Чего ты хочешь от своей жизни, София?

Я несколько раз быстро моргаю, удивленная тем, какой оборот принимает этот разговор. — Я… что ты имеешь в виду?

— Где ты надеешься увидеть себя через десять лет?

Я втягиваю ноги и скрещиваю их, садясь прямо. — Наверное, я надеюсь быть счастливо замужем и иметь пару детей.

— Ты, как моя сестра, хочешь участвовать в семейном бизнесе? — Он приподнял бровь.

Я качаю головой. — Нет, совсем нет. Я уважаю амбиции Миры и считаю, что она права в том, что мы должны выбирать, чего хотим, но меня устраивает быть женой мафиози старой закалки.

Я пожимаю плечами. Я чувствую себя глупо, когда говорю это, и мои щеки пылают.

— Да, я так и думал. — Его голос звучит… не знаю… может быть, тоскливо? — Как ты думаешь, у тебя будет брак по расчету или ты надеешься на любовь?

Я не знаю, почему Антонио задает мне эти вопросы, но на этот, в частности, ответить легко. — Мне нужна любовная пара. Я не такая, как ты с Мирой. Мой отец — просто капо. Не так уж важно, за кого я выйду замуж.

Он кивает. — Это хорошо. Ты этого заслуживаешь. Надеюсь, ты это получишь.

Наши взгляды встречаются и задерживаются. Мое тело тянет в его сторону какая-то невидимая сила, которой я не могу сопротивляться.

Антонио медленно наклоняется ко мне. — Почему ты вообще здесь, в Академии Сикуро?

— Что ты имеешь в виду? — Я говорю тихим шепотом.

Он уже стоит на коленях, придвигаясь ко мне. — Если ты хочешь стать женой мафиози, зачем тебе здесь быть?

— Ты знаешь, что я пришла ради твоей сестры. Чтобы она могла присутствовать.

Я не отвожу взгляда от его лица.

— Но они с Марсело уже все уладили. Ты можешь уйти, вернуться домой и искать своего будущего мужа.

Он, конечно, прав.

— Потому что мне было бы одиноко, — шепчу я.

— Тебе здесь одиноко? — Его лицо теперь всего в шести дюймах от моего, и мое дыхание застревает в горле.

Я медленно киваю, и что-то проносится в его бледно-голубых глазах. — Сейчас больше, чем раньше.

Он сокращает расстояние между нашими губами до одного дюйма. Я должна отступить, сказать ему, что это не может повториться. Но на самом деле я не хочу. Я бесстыдно хочу взять все, что Антонио даст мне.

— Мне тоже.

На долю секунды его губы прижимаются к моим, и я открываюсь для него. Когда наши языки встречаются, его низкий стон вибрирует до самой вершины моих бедер. Одна из его рук прослеживает путь к моему затылку, и он мягко откидывает меня назад, пока я не оказываюсь на полу под ним. Он ложится на меня сверху, придавливая своим весом к полу, и каждая точка соприкосновения наших тел кажется восхитительной.

Мои ноги сами собой раздвигаются, бедра Антонио опускаются между ними, и его возбуждение упирается в мой клитор. Он вжимается в меня бедрами, и я вцепляюсь в его волосы, сильнее прижимаясь для идеального трения.

Его рука пробирается под подол моей толстовки, и он ласкает мою грудь, прикрытую лифчиком, дразня сосок через тонкую ткань. Я выгибаюсь в его руках, и его язык проникает в мой рот. Я обхватываю его ногами за талию, и его эрекция прижимается к моему ноющему клитору. Когда он прижимается ко мне бедрами, с моих губ срывается слабый крик.

Он отстраняется и покусывает мою нижнюю губу. — Господи, София, я могу потеряться в тебе на несколько дней.

Я уже собираюсь сказать ему, что чувствую то же самое, когда раздается резкий стук в дверь. Мы оба замираем, глядя друг на друга, а затем вскакиваем. Он отталкивается