и спокойна и взбудоражена.

Марина Николаевна выглядела все так же элегантно, разве что светлая эластичная водолазка уж слишком подчеркивала чрезмерно худую, с выступавшими позвонками спину. Присев напротив, Варвара Сергеевна сразу заметила ее бледность и синеву под глазами.

Она наконец поняла, почему Марина Николаевна при первой встрече показалась ей красивее, чем впоследствии.

Дело было в дымчатых очках.

Хорошие филлеры в руках грамотного косметолога придали увядающей коже объем и хорошо увлажнили лицо, но с областью глаз, в уголках которых лучиками разбегались морщинки, женщинам с таким типом кожи (это Самоваровой было хорошо известно на собственном примере!) было сложно что-либо сделать.

Варвара Сергеевна, с позиции старшей, решила задать тональность предстоящей беседе.

— Вы сказали, что подумали обо мне в тот момент, когда я позвонила, — мягко улыбнулась она своей новой приятельнице.

— Именно так… Я как раз сидела и думала вам написать.

— Что-то вспомнили еще? Про того мужчину?

Самоварова произнесла это без прежней иронии.

— Вспомнила, но, боюсь, моим словам нельзя доверять.

Марина Николаевна крутила в руках свои дымчатые очки. Кажется, она снова нервничала.

— Ну, уж коли вы пришли на встречу, смею предположить, что мне вы доверяете. Можете смело рассказать, что хотели.

К их столику подошла совсем юная, в фирменном переднике заведения, официантка.

— Дамы, вы определились? — бойко спросила она.

— Двойной эспрессо и две «картошки», — выпалила успевшая проголодаться Самоварова и почувствовала, как ожил и слегка сжался в предвкушении пирожных желудок. Так и не полюбившая готовить, она всю жизнь обожала сладости. К счастью, природа наградила ее хорошим обменом веществ, и на фигуре эта слабость не отражалась.

— А у меня диета, — вздохнула Марина Николаевна. — Мне капучино на соевом молоке, без сахара и без сиропа.

— Да плюньте вы на диету! Здесь пирожные — пальчики оближешь! — воодушевилась Варвара Сергеевна.

Хорошенькая, как майское утро, официантка довольно разулыбалась:

— Приятно видеть постоянных гостей! Напомню, у нас все сладости готовятся в день продажи.

— Ладно… — пошла на попятную от двойного натиска Марина Николаевна. — Найдется что-нибудь без теста?

— У них здесь изумительное суфле!

— Сегодня только торт-суфле, пирожные пока не подвезли. Но ради такого дела я поговорю с менеджером, думаю, он согласится отрезать для вас кусочек, — пообещала девушка.

Как только официантка отошла, Варвара Сергеевна искоса посмотрела на Марину Николаевну — ее большие беспокойные глаза блуждали по столу, ни на чем не задерживаясь. Варвара Сергеевна решила выдержать паузу и достала из сумки телефон. Сделав вид, что ищет в нем что-то важное, открыла вчерашнюю переписку с Валерой.

«Во сколько будешь?»

«Не раньше девяти»

«Молдаване сказали, через несколько дней пора определяться с чистовыми материалами. Если ты мне доверяешь, попробую подобрать сама»

«Хорошо»

И все… Ни любви, ни тоски, ни жалости — ни между, ни вместо строк.

Только бытовая необходимость.

«Неужели у любого нормального мужчины всегда на первом месте самореализация? Господи, Варя, тебе же, в самом деле, не двадцать пять, чтобы ревновать мужика к работе!» — тут же одернула она себя.

— Это ведь не ваша квартира? — наконец спросила Марина Николаевна.

— Не моя. Это квартира моего гражданского мужа, и я в ней не прописана. Но разве это что-то меняет? — улыбнулась Варвара Сергеевна.

— Конечно нет. Знаете, я все кручу в голове события того утра, и теперь уже практически уверена, что мужчина, выскочивший из подъезда, имеет отношение к пожару. Считайте, что это интуиция. Жалею, что слишком поздно вспомнила, надо было рассказать об этом дознавательнице.

— Да бросьте! — усмехнулась Самоварова. — Дело бы точно так же прикрыли за недостаточностью улик. Под ваше описание может подойти практически любой!

— Я вспомнила: у него через плечо была перекинута небольшая спортивная сумка! — будто не слыша Варвару Сергеевну, воскликнула Марина Николаевна.

Глаза ее блестели.

Варвара Сергеевна прекрасно понимала, что ее собеседницей движет чувство надуманной вины, нанизанной на неустойчивое психоэмоциональное состояние.

— Марина… С таким описанием никто нас слушать не станет.

— Я понимаю… Но я должна была вам это рассказать.

Самоваровой вдруг стало ее искренне жаль. Не из-за спортивной сумки неизвестного мужчины Марина пришла на эту встречу, ей, успешной и уверенной в себе лишь для вида, катастрофически не хватало простого человеческого внимания. Варвара Сергеевна мысленно представила себе ее мужа-трудоголика, по воскресеньям ходящего на службу в церковь, подруг — зацикленных на сохранении уходящей молодости карьеристок, еще, наверное, где-то есть родители, живущие, предположим, в области, наверняка они ею гордятся — самодостаточной, сумевшей прочно обосноваться в большом городе.

— Очень хорошо, что рассказали, — завидев официантку, спешившую к их столику с подносом, ободряюще улыбнулась новой приятельнице Варвара Сергеевна.

Поблагодарив девчонку за оперативность, она без стеснения набросилась на пирожные.

Внимательно оглядев свой десерт, Марина Николаевна осторожно притронулась к нему вилкой.

— Правда же, вкуснотища? — кивнула Самоварова на лавандовое суфле в ее тарелке. — Жизнь не только сложна, но и справедлива. Всегда найдется кто-то, кто готов выслушать, готов не осудить, но попытаться понять. И вдвойне хорошо, когда при этом есть еще и прекрасный десерт!

— Интересная я вроде женщина, мужики помоложе заглядываются. Зарабатываю хорошо, муж верный, не гуляет. Чего еще? Живи да радуйся. А я взяла и подвисла… — Осторожно положив в рот небольшой кусочек суфле, Марина Николаевна уставилась в окно.

— Милая моя, у вас типичный возрастной кризис. И его надо прожить.

— У вас такой был? — Взгляд Марины Николаевны блуждал за большим, в самый пол, арочным окном. Второй день в городе стояла погода, которую Олежка коротко охарактеризовал словом «жесть». С пожелтевшего клена безжалостно опадала листва. Крупные, еще несколько дней назад похожие на яркие звездочки листья жалобно корчились на взбухшей и грязной от непрекращавшегося дождя земле. Угрюмые прохожие в невзрачной одежде спешили по делам.

Марина Сергеевна перевела взгляд на Самоварову. В озерцах ее глаз плескалось едва заметное безумие. Но внутренний стержень этой привыкшей быть собранной женщины еще не позволял ему взять над ней верх.

— Конечно, был… Мама дорогая, какой у меня был кризис! — шутейным тоном воскликнула Варвара Сергеевна.

— И что, тоже в этом возрасте? — наконец вымучила из себя улыбку Марина Николаевна.

— А сколько вам?

— Не за горами сорок.

Варвара Сергеевна задумалась:

— В сорок не припомню… хотя… и в тридцать, и в сорок они, скорей всего были, но проскочили не слишком болезненно. А тот, который после шестидесяти, цепанул так, что едва выкарабкалась.

— И каков был пусковой механизм?

Варвара Сергеевна почувствовала, что собеседница впервые проявляет искренний интерес к ней самой, а не к ситуации с пожаром.

— Причины у всех одни. Переоценка некогда не подлежавших сомнению ценностей.

— Простите за нескромный вопрос: мужчина в этом был замешан? — оживилась Марина Николаевна.

— Естественно, моя дорогая… Без мужчин у нас, женщин, и жизни