Какое-то время мы оба молчали. Наконец, он раздраженно вздохнул.

— Что ты делаешь?

— Не знаю, — пожала плечами я.

— Разве ты не должна быть с чирлидершами и популярными ребятами? А не торчать на трибуне с плохим парнем?

— Да, наверное… — я потерла руки о джинсы, разминая мышцы.

— Тогда почему ты здесь?

— Ты уже слышал ответ, — я бросила на него взгляд — Не. Знаю.

Его бейсболка закрывала глаза. Легкая щетина покрывала лицо, обрамляя заостренный подбородок и подчеркивая пухлую нижнюю губу. Я отвела взгляд.

Мы оба делали вид, что наблюдаем за происходящим на поле, но я слишком остро ощущала его присутствие рядом. Это было удушающим. И странно успокаивающим.

— Может быть, я больше не подхожу той компании, — я держала голову прямо, возвращаясь к его первому вопросу. — Я вообще никуда не вписываюсь. Я подумала, что ты, возможно, единственный человек здесь, кто меня поймет.

Он молчал.

— После аварии все стало по-другому, и я не могу сделать вид, будто все в порядке, как этого хотят они. Друзья, учителя, психологи, родители… У них было на два месяца больше, чтобы оплакать его. Они готовы двигаться дальше, — горечь то и дело проскальзывала в моих словах. — А я нет.

Он не шелохнулся, но я чувствовала его присутствие, более ощутимое, чем воздух вокруг меня.

— И какой-то дурацкий мемориал тут не поможет.

Он фыркнул, словно соглашаясь.

— Теперь я вижу все по-другому. То, что раньше казалось мне веселым, теперь для меня бессмысленно. Я вижу, как все изо всех сил пытаются меня понять, думая, что это просто временное явление, надеясь, что я скоро с этим справлюсь. И тогда мы все сможем вернуться к тому, что было раньше, — я сглотнула комок в горле. Я даже не могла поговорить об этом с родителями. Как бы сильно они меня ни любили, я знала, чего они хотят: вернуть меня к нормальной жизни, до аварии.

Но у меня больше не было нормальной жизни.

— Я скучаю по нему. Каждый день, — мои пальцы переплелись, я чувствовала на себе пристальный взгляд Хантера. — Мне не хватает его, чтобы комфортно сидеть в своем пузыре. Слепо счастливой. Довольной своей жизнью. Но я больше не такая, и не могу притворяться. Так что, можно мне посидеть здесь какое-то время, не притворяясь, будто все в порядке?

Взгляд Хантера на мгновение задержался на мне, а затем снова обратился к полю.

— Да.

Я откинулась назад, нас обоих устраивало молчание. Он бросил между нами пачку чипсов. Я вытащила чипсину и тихонько ее похрумкала.

— Они попросили меня принять участие в сборе денег для мемориала. Я сказал им, чтобы они шли на хуй, — он взял чипсину. — Мои родители, конечно, в восторге от этой идеи. Будто это какой-то утешительный приз.

— Люди просто не знают, что еще делать.

— Тогда я хочу, чтобы они вообще ничего не делали. Оставили меня в покое.

Вау. Это было именно то, чего хотела и я.

— Согласна, — мы оба снова замолчали, глядя на происходящее внизу.

— Находиться здесь — настоящая пытка, — тихо сказал он. — Он повсюду.

Я посмотрела на Хантера, его голубые глаза из-под кепки встретились с моими.

Между нами существовала нить, которой не было ни у кого больше в мире. Он потерял брата, я потеряла парня, но мы оба потеряли лучшего друга. Мы потеряли ту жизнь, которую знали. Ту невинность, которую может отобрать только смерть.

Прозвенел звонок, оповещающий об окончании обеда. Я фыркнула, плотнее натягивая на себя куртку.

— Лучше иди, Джейм. Ты же не хочешь опоздать.

— А ты? — сейчас у нас был общий урок.

Он окинул взглядом опустевшее поле.

— Мне и здесь хорошо.

— Ты сегодня вообще хоть на каких-нибудь уроках был?

— Нет.

Я никогда не прогуливала школу, но эта идея вдруг показалась мне привлекательной.

— Тогда почему бы тебе не пойти домой?

Он склонил голову набок.

— Потому что, к сожалению, здесь все равно лучше, чем дома.

— Должно быть, там тяжело. Столько всего напоминает о нем.

— Да, так и есть. Но это не единственная причина, — его губы скривились, когда он бросил пачку чипсов в мусорное ведро внизу. Она попала в крышку и упала мимо цели, заставив его нахмурится. — Скажем так, это не самое теплое и уютное место.

Я бывала у них дома достаточно часто и слышала, как Колтон жалуется на родителей. Мистер Харрис был чрезвычайно строг с мальчиками и, казалось, постоянно конфликтовал с Хантером. Однажды я слышала, как Митч кричит на Хантера, называя его неудачником и бездельником, и желая, чтобы тот был больше похож на Колтона. Джулия сидела молча, позволяя оскорбительным словам обрушиваться на сына, не отрывая глаз от маникюра. Я тогда вернулась домой с чувством отвращения. Неважно, был ли Хантер действительно никчемным или нет, было ужасно слышать, как родитель так разговаривает со своим сыном.

Мистер Харрис также был строг и с Колтоном, но по-другому. Всегда речь шла о футболе, о том, чтобы подталкивать Колтона к лучшим результатам. Мистер и миссис Харрис приходили на каждую игру, и единственный раз, когда я видела, как Митч обнял Колтона, был, когда наша команда выиграла чемпионат штата.

— Если коротко, то я не тот сын, которого они хотели бы видеть живым.

Мне нечего было ответить. Время шло, и я знала, что скоро прозвенит второй звонок.

— Иди, Джеймерсон. Ты же не хочешь попасть в неприятности, — он бросил на меня презрительный взгляд, прежде чем снова повернуться к полю.

Я сжала губы. Часть меня действительно хотела узнать, каково это — бунтовать, следовать своим желаниям, а не игнорировать их.

Вместо этого я встала и сделала то, что должна была.

* * *

Я наблюдала за ним сквозь безопасное стекло. Весь пятый урок он продолжал сидеть на трибунах, уставившись вдаль. Урок истории перестал привлекать мое внимание. Окно, выходящее на поле, было слишком большим соблазном.

— Джейм? — мягко позвала меня миссис Эмброуз.

«Ну вот, опять», — внутренне застонала я.

Я повернула голову обратно к ней. Она мне нравилась, но история была единственным предметом, в котором я не преуспевала. Мне нравился этот предмет, но, какой бы милой она ни была, ее стиль преподавания был сухим и скучным, никогда не отходя от установленной программы. Не больше и не меньше.

После обеда мое тело было вялым и тяжелым, а ее мягкий голос действовал как снотворное. История должна быть захватывающей, рассказываться почти как драма.

— Извини, но не могла