— Вы уверены?

— А как же. Я сама помогала Тамаре составлять характеристику для партсобрания. Его там круто чихвостили за то, что он попал в вытрезвитель.

— Да нет, — нетерпеливо возразил Фролов. — Я не об этом. Вы уверены, что Иванова уехала в Нижневартовск?

— Не верите — спросите у кадровиков.

В отделе кадров кипела жизнь. Секретарша после недолгих уговоров согласилась покопаться в бумагах. Среди бесчисленных папок, перевязанных тесемками, быстро нашлась нужная на букву «И». В ней было восемь Ивановых, но ни одной с инициалами «Т. С.». Фролов попросил посмотреть дела уволенных сотрудников, и гипотеза подтвердилась: Иванова Тамара Сергеевна тысяча девятьсот сорок второго года рождения в июне написала заявление по собственному желанию.

Фролов поблагодарил секретаршу, вышел в коридор и тут же столкнулся с Егоровым.

— А, Вовка! А я как раз хотел тебя на перекур позвать. Ты что тут делаешь?

— Тебя ищу, — солгал Фролов.

— Чуть не разминулись. Пошли покурим. Я как раз хотел спросить, что там у вас.

В курилке Фролов меланхолично уставился в окно. Егоров впился в него любопытным взглядом.

— Ну, рассказывай. Поговорил с Ленкой? Что говорит?

— Насчет чего?

— Насчет любовника, конечно.

Ах да, любовник. История с Сеней вылетела у Фролова из головы.

— Ничего.

— Так уж прямо ничего?

— Ну, раскаивается, — снова солгал Фролов. — Но она гордая, ты же знаешь.

— Гордая — это еще мягко сказано, — фыркнул Егоров. — Уже решил, что будешь делать?

Фролов перевел взгляд на Егорова.

— А что надо?

— Во дает. Ему жена изменяет, а он ни бе ни ме.

— Но ведь и правда. — Фролов не заметил, как сбился с вежливого тона на резкий. — Скажи, раз такой умный.

Егоров пристальнее всмотрелся в лицо Фролова с едва скрываемым удовольствием: задел, задел за живое.

— Я бы на твоем месте нашел этого Семена и душу из него вытряс. Чтоб неповадно было к чужим женам шары катить.

— И дальше что?

— С Ленкой провести воспитательную беседу. Объяснить как следует, что в другой раз ты ничего подобного не потерпишь и живо подашь на развод. Причем все будут на твоей стороне. А ей, может быть, даже на собрании достанется.

— Но ведь у нас ребенок.

— И что? Семьи с детьми, что ли, не разводятся? Да и сын у вас взрослый. Скоро сам на ком-нибудь женится.

— Ни на ком он не женится, — отрезал Фролов. — У него институт еще впереди, некогда за юбками бегать.

— Ой, да ладно тебе. Институт — это самое время. Вот в нашем возрасте романтические подвиги уже не с руки, а у Ваньки все впереди.

Фролов вспомнил про Ванькину Оксану и вчерашнюю ссору с женой, насупился и свернул разговор.

— Ладно, пойду я работать.

— Ты что, обиделся?

— Нет. Просто работать пора.

— Хочешь, достану для тебя адрес этого Семена?

— Нет, не беспокойся. Понадобится — сам найду.

— Воля твоя, — неодобрительно сказал Егоров. — Но если что, обращайся.

День был долгий и скверный. Фролов, разбирая бумаги, то и дело возвращался мыслями к Егорову, и с каждой минутой настроение неудержимо портилось. Идти домой ему не хотелось. Отвлечься тоже было не на что. К шести, когда отдел опустел, он закончил план сверки, но все еще не ушел. На столе перед ним лежало стекло, а под стеклом — всякая дребедень: расписание трамваев, календарик и блеклая фотокарточка, где Фролов стоял на Ванькиной линейке рядом с Леной.

Некогда эти мелочи казались ему симпатичными. Все такое мелкое, грошовое, неинтересное. Зачем он положил сюда фотографию с Леной? Ваньки в кадре не было, вокруг мелькала ничем не примечательная линейка седьмого, что ли, класса; Лена на фотокарточке выглядела усталой, а Фролов — насупленным.

— Ух ты, Палыч! А я думал, все ушли.

Фролов вздрогнул и оторвал взгляд от фотокарточки под стеклом. В дверном проеме стоял взмыленный Ебелкин. Он держал за руку маленькую глазастую девочку с двумя белыми бантами.

— Здрасьте, — пролепетала девочка.

— Здрасьте, — сказал Фролов.

Ебелкин бросился к своему столу и запыхтел, выдвигая ящики.

— Представляешь, я ключи потерял… Пфф. Дырявая голова!.. Говорю охраннику: у меня запасные ключи в кабинете, без них домой не могу попасть. А он уперся рогом: нет, мол, все уже ушли. Вот сволочь, ты подумай. Как же ушли, если свет горит?

Как обычно, бегая по кабинету, Ебелкин производил много лишних звуков.

— А я и не знал, что это ты здесь. Думал, Петрович.

— Да, я… надо было задержаться.

— Палыч, ты мои ключи запасные не видел?.. А вот же они! — Ебелкин издал победный клич. — Фух, а я уже перепугался… Не на улице же ночевать… А ты чего так поздно тут сидишь? — Ебелкин скользнул взглядом по бумагам и изменился в лице. — Ёлки-моталки. Ты что, работу за нас доделываешь?

— Нет-нет… то есть да, но я уже доделал. Не страшно.

Ебелкин искренне расстроился.

— Палыч, прости, пожалуйста. Я с этой школой скоро башку потеряю. Все забыл.

Заперев кабинет, они вышли в темный коридор. Ебелкин тарахтел про школу и первоклашек. Лерочка держалась за его руку и с любопытством глазела по сторонам. Фролов тоскливо подумал, успеет ли в гастроном. Пожалуй, уже нет, но и ладно.

Он чувствовал себя усталым и разбитым. Ебелкин продолжал что-то рассказывать. Из вежливости Фролов кивал, делая вид, что слушает, а про себя с тоской думал: похоже, все-таки придется ехать домой. Сколько уже, шесть? Половина седьмого? Впереди долгий безрадостный вечер. Скорей бы все решилось с квартирой; получив квартиру, он, по крайней мере, какое-то время будет занят ремонтом. Будет приходить домой и что-то подклеивать, подпиливать, вешать полочки, разбирать ящички. Найдет себе занятие месяца на три вперед. А там уже зима кончится. Весной всегда легче.

Они дошли до остановки. Ебелкин наклонился, чтобы поправить воротничок на школьной