Фролов хотел сказать, что ему не нужен никакой кофе, но Юдин уже рысцой понесся к мусорным бакам. Тапки шлепали по асфальту. Пришлось ждать, переминаясь с ноги на ногу.

— Вы знаете, я, пожалуй, пойду, — сказал Фролов, когда Юдин вернулся к подъезду.

— Почему?

— Поздно уже для кофе.

— Тогда выпьем чаю.

Нужно было отказаться, но язык не поворачивался сказать «нет». Какое-то животное чувство толкало Фролова вперед. Колеблясь, он опять посмотрел наверх, в окно эркера, и перевел взгляд на дверь подъезда.

— Идемте, — решительно повторил Юдин.

Они поднялись по лестнице на второй этаж. Фролов разулся в коридоре коммуналки и зашел в комнату. Пока Юдин бегал на кухню, Фролов рассматривал окружающий бардак. На столе и на полу были разбросаны книги и бумаги, на диване валялся скомканный свитер и пара носков. На радиоле лежала обложка пластинки Высоцкого.

Что я здесь делаю, подумал Фролов. Домой надо ехать.

Юдин вернулся с бутылкой в руках, закрыл за собой дверь и сунул Фролову стакан.

— Я вам наврал, чая нет. Пейте.

— Что это?

— Вермут.

Фролов поморщился.

— Та еще бормотуха, — согласился Юдин, залпом выпил свою порцию и настойчиво повторил: — Пейте-пейте.

Фролов взял стакан и выпил. Вермут был горький, вязкий и по вкусу напоминал сироп от кашля.

— Ну что, полегче?

— Угу.

— А я сразу понял, что у вас что-то стряслось. Кстати, если хотите поговорить — я с удовольствием выслушаю.

Надо было ответить — что-то вежливое, легкое и безо всяких намеков, но Фролов не знал что. Он помолчал, допил вермут и поставил пустой стакан на столик.

— Знаете, зря я… зря я тут, в общем… Мне лучше уйти.

— Нет! Нет, постойте. — Юдин вскочил и преградил дорогу. — Владмрпалыч, я… я пытаюсь вас понять, но, честно скажу — черт ногу сломит!

— Я просто шел мимо, — повторил Фролов с упрямым чувством человека, который давным-давно заврался, но не может расстаться с ложью. — Поздно уже. Не хочу вам мешать.

— Разве я сказал, что вы мне мешаете? Как вы можете мешать?

— Нет, я… Мне пора идти, — повторил Фролов и встал. Юдин тоже встал.

— Я вас, конечно, не держу. Но, повторюсь, если вдруг захотите поговорить… о чем угодно, когда угодно…

Привязался же, сукин кот. Какой же дурак этот репетитор. Он думает, что разговаривает с нормальным человеком. Набивается в друзья, предлагает нелепую помощь. Он что, не догадался, что перед ним чудовище? Еще и стоит так близко. Почему он все время так стоит?.. Фролов открыл рот, попытался что-то сказать, но не смог и замолчал. Тут Юдин сделал страшную вещь: он протянул руку и тронул Фролова за плечо.

— Правда, Вова. Не нужно все держать в себе.

Внутренности Фролова скрутило в узел.

— Сядьте, — мягко попросил Юдин.

Фролов снова сел. Юдин протянул ему вермут.

— Пейте.

Фролов выпил. Кровь стучала у него в ушах. Он весь напрягся, будто у марионетки натянули ниточку, и ниточка дрожала, и сам он дрожал. Юдин сел прямо на пол и придвинулся ближе.

— Не надо, — сказал Фролов.

— Что не надо?

— Вот этого.

— Я что-то не так сделал?

Фролов не понял смысла вопроса.

— Простите. Я правда пойду.

— Тшш. Все нормально.

— Соседи услышат, — ляпнул он, пытаясь придумать какую-то причину, чтобы уйти.

— Не услышат, — тихо возразил Юдин.

— Надо идти.

— Останься.

Фролов встал, обошел Юдина кругом и повторил:

— Надо идти.

Он нащупал замок на двери, щелкнул и вылетел в коридор. Оттуда — на лестничную клетку. Фролов успел спуститься на один пролет, прежде чем Юдин нагнал его и крикнул в спину:

— Подожди! Подожди минутку!

Фролов остановился — не потому что хотел, а потому что испугался крика. Соседи могли заметить, что Юдин говорит ему «ты».

Свесившись с перил, Юдин сказал:

— Все нормально, правда. Останься. Можем просто поговорить.

Фролов побежал вниз по лестнице. Уже на остановке вспомнил, что слишком поздно: трамваи не ходят, придется добираться пешком. Город быстро заволакивала ночь. Фролов шел вдоль дороги в свете высоких фонарей. Длинные тени, перекрещиваясь, то подкрадывались из-за спины, то истончались и исчезали.

Когда он явился домой, стрелка часов перевалила за полночь. Даже дворник ушел спать, и в общаге было темно и тихо. Фролова потрясло, что все было как прежде: те же стены, та же мебель, тот же темный город за окном. Он ждал, что Земля закрутится по другой оси, весь прежний мир снесет волной, а новый мир придется собирать по кускам и ошметкам.

Фролов тихонько перелез через спящую жену и лег на свою половину дивана. На стене тикали часы. В углу комнаты похрапывал Ванька. Фролов долго ворочался и задремал только под утро. Ему снилось детство, далекое и смутное; обычно он старался не вспоминать те годы, но они упрямо поднимались из недр сознания. Так со дна реки всплывает темный мешок и, прибиваясь к берегу, качается на воде.

— Это не я, — пробормотал Фролов во сне. — Я не делал этого. Я не делал…

Лена проснулась и тронула его за плечо. Фролов всхрапнул и замолчал.

А вообще-то он был очень зол на себя. И еще испуган. Его лихорадило, как больного в гриппе, мысли куда-то уплывали. Особенно пугало то, что он терял контроль над разумом. Днем было еще ничего, но перед сном тревога сгущалась, вибрировала в теле. Он смотрел в потолок, в темноту и пыль, и непроизвольно начинал думать о Юдине, перебирать все случившееся, каждую фразу, жест и тайный смысл, за ними стоящий. Взвешивал в уме, насколько это опасно. Явится Юдин к нему домой или нет. Расскажет кому-нибудь или скроет. Пока что Юдин не напоминал о себе — ни в понедельник, ни во вторник вестей не было. В среду вечером Ванька вернулся с занятия по