Шрифт:
Закладка:
— Пятого марта, — заговорила сформировавшаяся голограмма Питера Фокса, — ко мне обратился Кенен Маккензи, командир сарматской ремонтной базы. Он просил меня приехать и оказать помощь одному из его работников. По его словам, сармат-ремонтник был травмирован при работе с реактором и получил высокую дозу облучения…
Гедимин слушал без особого интереса — после нескольких фраз он убедился, что Питер не врёт, и оживился только на рассказе о поддельной регистрации. Доктор Фокс упомянул и её — по его словам выходило, что гравировка на лобной кости Гедимина была повреждена, и медик только подправил её по указаниям Кенена. «Правильно, вали всё на Маккензи,» — думал сармат, скрывая ухмылку. «Тебе нельзя в тюрьму. Тут мало толковых медиков.»
— Как по-вашему, мистер Маккензи имел намерение скрыть настоящую личность обвиняемого или действовал по его указаниям? — спросил невидимый собеседник Фокса.
— Ничего не могу сказать, — отозвался медик. — Не имею привычки судить о чужих мотивах. Ещё вопросы?
Голограмма погасла.
— Фальсификация идентификационного знака, — пробормотала Парра, сделав какие-то пометки. — Плюс ко всему остальному…
Гедимин невесело ухмыльнулся. «Что за это полагается? Несколько месяцев срока?»
Мианиец внезапно зашевелился, разворачиваясь к ближайшему соседу. Сармат услышал несколько длинных пронзительных возгласов. Сосед повернулся к главному судье.
— Ваша честь, у мистера Кьейя есть вопросы.
— Задавайте, — кивнул Бойд.
Охранник в чёрно-жёлтом экзоскелете грохнул «кулаком» по столу. Дождавшись, когда дребезжание металла стихнет, человек заговорил:
— Мистер Кьейя спрашивает о шраме на шее обвиняемого… можете спустить ворот, чтобы было лучше видно?
Гедимин выразительно пожал плечами — его руки по-прежнему были скованы за спиной. Охранники с двух сторон потянули за ворот комбинезона, спустив его по самый плечевой сустав. Кьейя коротко вскрикнул и снова обратился к соседу.
— Мистер Кьейя слышал показания доктора Фокса о травмах, с которыми обвиняемый прибыл в Кларк. Он говорит: следы систематических избиений, тяжелейшее истощение и обезвоживание, глубокое поражение нейротоксинами, — это странные травмы для участника военных действий. Где именно и при каких обстоятельствах они были получены?
Судьи переглянулись.
— Это не имеет отношения к действиям обвиняемого, ваша честь, — первой заговорила Парра.
— Мистер Кьейя хочет услышать ответ, — отозвался «переводчик». Мианиец резким жестом указал на сармата, потом на судей и издал протяжный скрежет. Гедимин ухмыльнулся.
— Отвечайте, мистер Кет, — сказал главный судья. — Это не первый вопрос, не имеющий отношения к делу.
Мианиец коротко кивнул, вскинул длиннопалую руку и быстро зашевелил пальцами.
— Это в Сокорро, — Гедимин поморщился. — Меня там держали с конца октября. В марте вышло сбежать.
Судьи снова переглянулись. Люди за столом зашевелились. Мианиец, внимательно глядя на сармата, расправил уши и гортанно крикнул.
— Мистер Кьейя спрашивает, что такое Сокорро, — быстро перевёл его сосед. — Это определённое место или общее название для концлагерей?
В зале зашелестели, и «Тилаколео» угрожающе занёс два «кулака» над столом.
— Место, — отозвался Гедимин. — Где-то под куполом Альбукерке. Там ещё космодром… Хуарес, если я не спутал название. Там тогда был главным капитан Торрегроса… так он себя назвал. Экзоскелет без знаков отличия…
— Продолжайте, — судья Якобсон вскинул руку, пристально глядя на прокурора. — Мистер Кьейя хочет услышать всё, во всех подробностях, с того дня, как вы попали к этому… капитану. Можно установить тишину?
Последняя фраза относилась к «Тилаколео», и тот выполнил просьбу, изо всех сил грохнув «кулаками» по металлическому столу. Гедимин, опасаясь за барабанные перепонки, приоткрыл рот, — затыкать уши было нечем.
— Как вы попали в Сокорро? — спросил Якобсон, едва наступила тишина. — По материалам дела война для вас закончилась далеко от купола Альбукерке…
Гедимин поморщился.
— Они вытащили нас из Ураниум-Сити. Меня и Хольгера. Ещё где-то нашли Константина. Мы трое были в «Гекате». Торрегроса об этом знал. Нас держали порознь. Сначала сканировали, потом начали пытать, — он глубоко вдохнул и ненадолго замолчал — боль в груди была слишком сильной.
— Хольгер Арктус и Константин Цкау? — Якобсон сверился с распечаткой. — Вы говорите о них? В таком случае вы последний, кто с ними встречался…
— Оба мертвы, — Гедимин сузил глаза. — Погибли там.
Мианиец быстро повернулся к соседу и затараторил на своём наречии, шевеля пальцами. Гедимин с трудом отвёл взгляд — отчего-то это зрелище так и притягивало внимание.
— Вас подвергали пыткам с октября по март… Для чего? Чего добивался Торрегроса? — спросил Якобсон.
— Того же, что и ты, — Гедимин ухмыльнулся, глядя человеку в глаза. — Хотел управлять моим флотом. Не вышло. Ни у кого не выйдет.
Зал загудел, и «Тилаколео» угрожающе привстал с места.
— Тишина!
— Вы серьёзно заблуждаетесь, мистер Кет, — отозвался Бу Якобсон. — В том, что касается наших мотивов…
Мианиец коротко вскрикнул, и все повернулись к нему.
— Травмы, с которыми вы прибыли в Кларк, получены во время пребывания в Сокорро? — спросил «переводчик». Сармат кивнул.
— Мистер Кьейя хочет знать, было ли дело о пытках обвиняемого расследовано должным путём, — продолжал человек. — Он намерен запросить материалы расследования действий капитана Торрегросы и его сообщников. И он уже вышел на связь с крейсером на околоземной орбите, чтобы ускорить поиск информации.
Гедимин изумлённо мигнул. Судьи зашептались. На голографических экранах замелькали тексты, — кто-то копался в информационном терминале.
— Торрегроса мёртв, — сказал сармат, перехватив взгляд мианийца. — Твэл пробил его экзоскелет и взорвался внутри. Они все сдохли. Нечего было лезть в мой реактор!
Мианиец издал несколько клокочущих звуков и, приподнявшись, отвесил неглубокий поклон.
— Мистер Кьейя говорит, что не сомневается в вашей способности за себя постоять, —
