этой Региной? Что это мне даст? Правильно, ничего. Вступать в глупые перепалки смысла не вижу вообще, поэтому, гордо подняв голову, иду дальше.

— Стерва, — долетает злобное шипение, только мне плевать.

Гном открывает мне дверь в машину, подает руку, сажусь внутрь, даже не поднимая взгляда на поместье. Все ухажеры остались позади. Вспоминается сказка про колобок: «я от бабушки ушел, я от дедушки ушел». Только одобрит ли Марк мой побег? Я же призвана отвлекать внимание.

Достаю телефон. Позвонить Марка? Предложить встретиться? Только зачем? В нерешительности сжимаю мобильник. Да или нет? Нет или да?

Но телефон вибрирует сам, да так резко, что я чуть не роняю его.

«Красивый уход. Регина в ярости». Та-а-ак.

— Ребят, вы не в курсе, где хозяин? — спрашиваю у охранников. Те приглушают музыку. Я повторяю вопрос.

— Не могу сказать точно, но он где-то в Карелии, — отзывается Белкин.

— То есть его не может быть здесь ни при каких обстоятельствах?

— Именно.

Так. То есть явно пишет не Марк. Не может ли он следить за мной по камерам? Вряд ли. Значит незнакомец находится здесь?

Набираю ответ:

«Очень некрасиво следить со стороны и так и не представиться».

Экран тухнет и несколько минут ничего не происходит. Сперва жду ответ, а потом забиваю. Завтра у меня выходной, поэтому с наслаждением проведу этот день. Надо во всем разобраться в тишине.

— Парни, так когда он вернется?

— Не знаем, Николь Александровна. Может быть, в понедельник или позже, — отзывается Гном.

— А если я захочу куда-нибудь поехать, я имею право?

— Смотря куда, — подбирая слова, отвечает Белкин.

— Ясно. Тем не менее я хочу завтра увидеться с мамой и сестрой, — безапелляционно говорю.

— Это вам можно.

Зимой Питер очень красиво подсвечен. Яркие огни мелькают за окнами, и ты невольно чувствуешь, что погружаешься в настоящую снежную сказку. Белые хлопья, падающие с неба, добавляют антуража. Скоро Новый год, который я хотела провести с семьей, а теперь, наверное, проведу его в одиночестве. Ничего, все жизненные невзгоды не стоят того, чтобы с грустью встретить праздники! Все равно приготовлю оливье, селедку под шубой. М-м-м, селедка.

От мыслей о соленой рыбе во рту от слюны чуть не случился потом.

— Парни, нам в магазин надо. Умру, если не поем селедку!

Охранники ничего не отвечают, но просьбу выполняют. С какой-то страстью выбегаю из машины и на высоких каблуках бегу в ближайший магазинчик. Местная кассирша с ядрено-рыжими волосами провожает три пачки селедки удивленно-нахмуренным взглядом.

Вот только дома, оставшись один на один с рыбой, без макияжа и в домашней пижаме, предаюсь чревоугодию, забыв обо всем. В холодильнике даже нашлась банка соленых огурчиков, что повергает меня в неописуемый восторг.

Зато на утро один вид вчерашнего пиршества вызывает во мне приступ тошноты.

«Что-то переела», — говорю себе, справляясь с очередным позывом. Так, вдох-выдох. На предстоящей встрече с мамой просто попью чай.

— Доченька! — Мама тянет ко мне руки. Обнимаю ее, затем Лику. Сестра заметно похудела, но старается улыбаться.

— Такой ресторан чудесный, — бледным голосом хвалит Лика мой выбор, когда мы сделали заказ. Точнее я сделала, потому что как только мама увидела ценник, тут же яростно запротестовала. — Спасибо.

— Я все же считаю, что деньги можно потратить на что-то более ценное, — насупившись, говорит мама, хотя по глазам вижу, что ей здесь тоже нравится. «Форель», хоть и принадлежит не самому приятному герою в моей истории, но готовят здесь просто обалденно, а моя семья достойна самого лучшего.

— Не переживай, я хорошо зарабатываю, — отмахиваюсь.

— Так ты расскажешь, где работаешь? Мы так и не поняли, — интересуется Лика. Ну вот, череда неудобных вопросов.

— Я представляю в одной фирме одного бизнесмена, — уклончиво отвечаю. — Как… секретарь.

— Так интересно. Вот, мама, не пойду на врача, тоже пойду на математика учиться!

— Лика, мы это уже обсуждали. Быть врачом престижно, а с точными науками куда податься? Нике просто повезло найти такое место. Врачом вот везде устроишься. Хоть в больницу, хоть в частную клинику.

— Еще не факт, что я вообще доживу до этого дурацкого поступления! — вдруг огрызается сестра. Беру ее за руку.

— Так, малявка, — называю Лику ее нелюбимым прозвищем с детства, — ты еще всех нас переживешь. У тебя вон спонсор появился, лекарства регулярно поставляет.

— Кстати, о нем, — оживляется мама. — Предлагаю потом в храм зайти. Я все пыталась выяснить, кто же наш благодетель, но не получилось. Было бы логично, будь это кто-то из знакомых. Я даже, грешным делом, подумала на Марка Гайдмана, он же так поднялся после того, как уехал, но…

— Что случилось? — хором спрашиваем с Ликой.

— Разбился. Страшная авария. К отчиму ехал. Вы же знаете, что у него родных не оставалось? Родной отец погиб от рака, мать сбежала от отчима, никто ее не видел уж много лет. Вот Матвей его и вырастил как родного. Он, конечно, до сих пор убит горем.

— Так, а случилось-то чего? — возвращает Лика маму к насущному.

— Месяц назад, представляете, ехал по старому шоссе, на которое уже никто и не ездит вовсе. Машину занесло, только-только заморозки пошли. Она сгорела, а внутри труп нашли. Не смогли опознать по ДНК. Только ж поняли по часам, которые Матвей Марку подарил на двадцатилетие.

— Какой ужас! — восклицает Лика, а я даже не знаю, что сказать и думать. Вот и подробности, но все звучит жутко, да и вопросов много. Кто тогда погиб и был в часах Марка? Почему не сказал отчиму, что выжил? Как выбрался из леса? Отчего машину занесло?

— Только не мог он жертвовать, — продолжает рассуждать мама. — Даже не только потому, что помер. Человеком он скверным был, хотя о мертвых и не говорят дурно.

— Почему ты так решила? — уже спрашиваю я жестче, чем хотела. Только мама пропускает это мимо ушей.

— Как разбогател, перестал отчиму помогать, а Матвей же его вырастил как родного сына. Еще и дружка его прикрывал, забыла, как зовут, когда они по молодости чудили. Из соседнего поселка был такой мальчуган. Ты, Ника, его не застала, они сдружились с Марком, когда ты уже уехала, а они оба не поступили в университеты. Нет, ну нельзя же родителей бросать. Я уверена, что вы, девочки, так бы со мной не поступили.

— Может быть, у Марка были какие-то причины? — предполагает Лика, а я вся напрягаюсь.

Издалека слышу запах паэльи, которую заказала мама. Он такой сильный, что кажется, будто бедных моллюсков выловили лет десять назад и теперь подают на стол. Приступ тошноты накрывает так резко, что я выпрыгиваю из-за