За стеной раздался другой, уже девичий, писк.

Это была Клара. Я не размышлял, что делать, вскочил с постели, кинулся к ней по холодному полу, едва не упал в коридоре и, очевидно, слишком громко хлопнул дверью.

– Клара! – И воскликнул тоже слишком громко.

– Мишель?! – Ох как дрожал голос бедняжки. – Это вы?

Дрожащими руками мы вместе зажигали свечу. На самом деле я так испугался за несчастную девочку, что сам быстрее пришёл в себя. А бедная Клара была бледна как смерть.

– Вы тоже слышали? – Её глаза были огромными от страха. – Он всю ночь… всю ночь её зовёт.

– Я спал, только-только проснулся.

– Это игоша. – Она схватила меня за руку, когда я попытался отойти от постели. – Нет, прошу, останьтесь со мной, Мишель. Садитесь рядом. Пожалуйста.

Я пытался возразить, напомнил о нормах приличия, но Клару колотил озноб. Пока я спал, она не один час слушала это жуткий голос и, стоит сказать, для девушки продержалась просто отлично.

Но всё же смотреть на неё было жалко, поэтому я согласился остаться и забрался на кровать.

– Обнимите меня, пожалуйста, Мишель. – Она прижалась к моей груди, не дожидаясь, пока я сам обниму её.

Она и вправду долго тряслась от страха. Пришлось закутать её в одеяло, но это далеко не сразу помогло.

– Это не может быть игоша, – удивительно спокойно сказал я.

– Что? Почему это?

– Потому что игоша живёт у земли.

Тогда я сбегал к себе, захватил перо и чернила и, вернувшись, снова сел рядом, почти приобняв Клару, и нарисовал игошу. Сейчас думаю, что идея была так себе, но, как ни странно, сработало. Она так заинтересовалась этим мифическим чудовищем, что совсем забыла о том, чей голос мы слышали.

Игоша

1. Мертворождённый младенец, не получивший земное имя.

2. Не имеет ног. Вместо них – змеиный хвост.

3. Живёт в подполе.

4. Не умеет говорить, только плачет, как и все младенцы.

5. В некоторых местах верят, будто игоша особенно опасен для молодых матерей, потому что попытается выпить их молоко, отчего женщина умрёт (игоша в итоге выпьет молоко вместе с её кровью).

– Вот поэтому мы не можем слышать голос игоши, – пояснил я. – Он не умеет говорить, да и живёт у земли, там, где его похоронили.

– А почему его похоронили в подполе?

– Понимаете, Клара, поверье об игоше существует только у кметов, а не у дворян. Впервые встречаю помещиков, которые в такое верят. Так вот, кметы обычно…

Неловко обсуждать такие вещи с девицами, но Клара всё же дочь доктора и знакома с особенностями анатомии и всяких… женских дел.

– Кметы обычно рожают в бане. Если младенец погибает зимой, его часто хоронят там же, в подполе, потому что землю копать зимой очень тяжело. А мы с вами на втором этаже, под самой крышей…

Мы сами не заметили, что голос затих, пока мы говорили. Но стоило нам замолчать, послышался скрежет. Точно кошка царапала половые доски.

– Под крышей…

Клара точно мысли мои прочитала.

– Оно на чердаке!

Наверное, мы бы кинулись тут же искать люк на чердак, но случилось непредвиденное.

В комнату постучали, и почти сразу вошла нянюшка.

– Кларочка… ой…

Она выглядела смущённой, а вот Стрельцов за её спиной смотрел с таким гневом и ненавистью, что я пожелал провалиться под землю. Хоть к самому игоше в лапы. Всё равно приятнее.

– Что вы себе позволяете, Белорецкий?

– Я?

– Как вы посмели? – Он едва не смёл свою крохотную бабулю (надо сказать, Стрельцов тот ещё здоровенный дубина. Явно не в Анну Николаевну. Такой зашибёт и не заметит). Лицо у него доброе, но в гневе он походит на медведя.

Едва не пролив чернила на бельё, я вскочил с кровати.

– Да что с вами, Коля?!

За вечер мы успели, как мне показалось, найти общий язык с юношей, поэтому неожиданная его грубость вкупе с неприкрытой яростью застали врасплох.

Сейчас-то, придя в себя, понимаю, в насколько компрометирующей ситуации он застал нас с Кларой. Но тогда, очнувшись от кошмара и оказавшись в новом кошмаре, где чудовища оживают и говорят за стеной, я совсем не думал о приличиях. Я размышлял только о том, как успокоить девушку. И, клянусь Создателю, намерения мои были чисты и невинны. У меня нет иных чувств к Кларе, кроме братских.

Даже неловко теперь думать, как она восприняла это, учитывая слова графа. Мог ли тот ошибаться? Не хотелось бы доставлять страданий никому, особенно такой милой девушке, как Клара.

Но Стрельцов и слушать не хотел. Он выбежал из комнаты, вернулся почти сразу, громко топая, и направил в меня револьвер.

– Вы подлец! Совратитель! Я… я вызываю вас на дуэль!

Да почему все вечно пытаются меня застрелить?

– Что? Идите к лешему…

Вся эта сцена казалась настолько нелепой, что я даже не воспринял вызов всерьёз. А ведь это оскорбление. Как настоящий дворянин, я обязан стреляться со Стрельцовым.

Холера. Я не хочу стреляться. Проклятое Великолесье. Чтобы Лесная Княжна тут всех поубивала. Или холера забрала.

Анна Николаевна с удивительной для её хрупкого телосложения ловкостью подскочила и отняла у него оружие.

– Коля! Да что на тебя нашло?! – возмущённо воскликнула она.

Захлопали двери, и послышался голос Арины Терентьевны:

– Что тут?

– Арина, угомони Коленьку!

Но Коленьку было уже не угомонить.

Он вырвался из рук бабушки (подозреваю, оружие он отдал только потому, что боялся навредить ей), рванул ко мне, замахнулся, явно намереваясь дать оплеуху, но тут вскочила Клара и схватила этого дурного за руку.

– Не смейте! – воскликнула она, яростно сверкая глазами. Ух, так матери смотрят на своих детей, когда их терпение на исходе. – Не смейте, Николя!

– Но он… вас… вас!

Стрельцов смешон в своей влюблённости. Настолько слепо, раболепно даже, преклоняться перед девушкой…

Но, скажу честно, я насладился всей этой драмой. Клара так восхитительно прекрасна в гневе!

И пока эти двое крайне потешно ругались, мы вдвоём с Анной Николаевной и прибежавшей Ариной Терентьевной молча наблюдали, как эта маленькая грозная девочка отчитывает здоровенного Стрельцова за неподобающее поведение.

Ладно, мне было не очень смешно. От пережитого страха, когда я увидел нацеленное дуло револьвера, меня бил озноб. Надеюсь, это было не очень заметно.

– Ничего он не меня, – сердито произнесла Клара, не отпуская руки Стрельцова. – Как вы вообще посмели подумать, что я бы позволила кому-нибудь неподобающее поведение? Вы что же, такого низкого обо мне мнения?

– Не о вас. – Стрельцов аж начал запинаться. – Это он… рдзенец…

Какие же ратиславцы лицемерные. Как что, мы сразу не люди, а просто «рдзенцы». Они во всех грехах нас готовы обвинить.

– Мишель ни словом, ни делом меня не оскорбил. Он успокаивал меня и защищал, потому что я испугалась игоши!..

И в этот самый момент игоша о себе напомнил.

– Мор-рок, – раздалось прямо над нашими головами.

Мы все подскочили на месте, задрали головы к потолку. Анна Николаевна с детским восторгом воскликнула:

– Наш игоша! Видите, Мишенька, я не обманула.

– Лесная Кня-я-яжна…

Звук определённо точно раздавался с потолка. Если раньше, в полумраке и не отойдя от пережитого кошмара, я не до конца был в этом уверен, то теперь утвердился в своих подозрениях.

– Анна Николаевна, Арина Терентьевна, мне нужна ваша помощь. Как забраться на чердак?

– Зачем это?

А за дальнейшее своё поведение мне как-то ужасно стыдно.

Не знаю, что на меня нашло. Возможно, причиной тому страх, когда я прятался под одеялом. И ещё эта позорная, ничуть не красящая меня сцена, когда я отказался от дуэли. В общем, мне просто хотелось хотя бы в этот раз не ударить лицом в грязь. Сколько раз за одну ночь можно так опозорить дворянскую честь?

Я вдруг приосанился, тряхнул кудрями и громко, с достоинством проговорил:

– Я собираюсь встретиться лицом к лицу с этим существом и доказать, что это не игоша.

– А кто же? – ахнула Анна Николаевна.

– Вот и разберёмся, – мрачно и, пожалуй, слишком драматично произнёс я.

За театральщину мне стыдно, но остальные впечатлились, хотя я потом только вспомнил, что стою босиком, в распоясанной рубахе и, пардон, в не самом приличном виде при дамах. Хорошо хоть, кальсоны не снял.

Пришлось сконфуженно извиниться и убежать переодеваться. Кажется, никто больше не заметил нелепости всей ситуации.

Итак, вооружившись подсвечниками, приставной лестницей, небольшим револьвером (в руках у Стрельцова), святым знамением (у Клары) и каким-то непонятным колдовским амулетом, который я забыл зарисовать (Арины Терентьевны), мы разбудили