«Лейтон подходит ближе, и вот мы оказываемся лицом к лицу. Он рассматривает меня так пристально, что я отступаю. Его взгляд затуманивают горе и сомнение.

— Морган Кинкейд, так?

Я киваю.

— Детектив Мартинес спрашивала, знаю ли я женщину по имени Морган Кинкейд. И вот теперь вы здесь. Знаете, вы немного похожи на мою сестру.

— Я не знала вашу сестру до вчерашнего дня. Думаете, она выбрала меня из-за сходства?

— Выбрала? Детектив попросила меня позвонить, если вы со мной свяжетесь. Сказала, что она не может понять, откуда вы знаете мою сестру. Что ваш муж тоже покончил с собой, украв миллионы долларов. Что вы подозреваемая в деле моей сестры.

Куинн вскрикивает, и от этого он вздрагивает, отбрасывает со лба волосы, а я, повинуясь инстинкту, протягиваю руки к ребенку. Бен тут же отстраняется:

— Э, что это вы делаете? Что вам надо от меня? Я позвоню детективу Мартинес.

Он гораздо выше меня, наверное, у него рост не меньше ста девяноста сантиметров, поскольку мой — сто семьдесят три, а я выгляжу гораздо ниже. Но я не отступаю, считая важным для него то, что я хочу сказать. Лейтон не зашел в дом и пока не позвонил Мартинес, значит, чего-то ждет от меня.

Терять мне нечего, так что я говорю:

— Аманда.

Он моментально бледнеет, а мое сердце начинает бешено скакать в груди.

Я достаю из сумочки записку, разворачиваю ее и протягиваю ему.

В этот момент раздается скрежет, и мы видим машину, которая, ускоряясь, едет прямо на нас. Это «Приус».

Глава четырнадцатая

Николь

Две недели назад

Между купаниями и кормлениями дочки Николь целыми днями смотрела на фотографию Аманды. И ей постоянно казалось, что это Куинн. Она не стала обследовать каждый угол в доме, чтобы узнать, как туда проникла Донна. Обреченность и апатия сковали ее. Теперь она наконец пошла в ванную и положила снимок в ящик, пообещав себе больше на него не смотреть.

Куинн что-то лепетала в своей кроватке. Николь достала таблетки из аптечки и теперь держала их на первом этаже, где проводила почти все время. Она пошла в спальню, взяла ребенка и посадила в слинг, уткнулась носом в ее шейку, вдохнула приятный запах младенческой кожи. Потом спустилась вниз и прислонилась лбом к стальному холодильнику, чтобы взбодрить свое усталое тело. Опустив голову, она заметила, что из-под холодильника торчит что-то фиолетовое. Очень медленно и осторожно присев, Николь вытащила клейкий листочек. «Сегодня я допоздна в офисе». Неаккуратный почерк Грега. Она не представляла себе, когда он это написал.

Находка подсказала ей идею. Она достала из ящика пачку таких же фиолетовых листочков, села на пол с Куинн в слинге, приклеила несколько бумажек к плиткам и написала на них: «Письмо», «Карточка с именем», «Рыжая», «Пропавшие таблетки», «Мобиль», «Дверь», «Разбитая люстра», «Фотография».

Сначала она выложила плитки в ряд, потом по кругу, пытаясь найти смысл в каждом из произошедших инцидентов. Все отгадки были перед ней, и, если составить их в определенном порядке, она, наверное, узнает, что именно Донна собирается сделать с ней и как ее остановить.

Но что, если виновата не только Донна? Может быть, Грег прав и она все-таки сходит с ума? Он так настаивал на том, что ей нужна помощь, но она проигнорировала его слова. Странно, однако, что, с тех пор как две недели назад он ушел, от него не было вестей. Сколько же времени он чувствовал себя несчастным? Или просто не хотел быть отцом? Или она гораздо серьезнее больна, чем думала, и он хочет держаться от нее подальше? Возможно ли, что она действительно сама купила тот мобиль, сломала крепление в люстре и отперла дверь? А вдруг все минувшие годы она хранила фото Аманды и забыла об этом? А вдруг Николь на самом деле страдает очень тяжелой формой послеродовой депрессии, как предположила Тесса?

…Глупые бумажки. Все это бессмысленно.

Она убрала листочки в ящик и посмотрела на Куинн, спящую у материнской груди. Николь уже покормила ее и поменяла подгузник, теперь ребенку требовался свежий воздух, а ей самой — физическая нагрузка. Надо попробовать немного прогуляться. Больше им нельзя оставаться в доме, ни минуты!

Она не приняла душ, не переоделась. Лишь положила Куинн в ее модную красную коляску и взяла красивую сумку для подгузников от «Тиффани», подаренную Тессой.

— Погуляем, милая, — сказала Николь дочке.

Потом закрыла дверь, включила сигнализацию, заперла замок. Хотя Николь слышала, как он щелкнул, она нажала на дверь пять раз, чтобы убедиться, что все в порядке. Она сфотографировала себя и Куинн и отправила фото Тессе со словами: «Я выхожу!»

Та ответила: «Я горжусь тобой! Позвони, когда вернешься».

Небо заволокли плотные тучи, но мелкий дождик еще никому не вредил. Куинн была довольна, все ее внимание занимала пестрая игрушка из разноцветных колец, свисающая с крыши коляски. Николь сказала себе, что она всего лишь обычная женщина, которая идет гулять со своим ребенком. Когда она спускала коляску с четырех широких ступеней, ее окликнула Мэри, соседка восьмидесяти с чем-то лет:

— Николь, дорогая! Есть минутка?

Николь совсем не хотелось общаться со старушкой, которая могла бы задержать ее на час, разглагольствуя о внуках и о своем больном бедре. Но Мэри не дала ей и рта раскрыть:

— Я тебе кое-что хочу сказать. Вчера вечером я видела, как кто-то смотрел в твое окно. Я подумала, может, это кто-то знакомый, но, кто бы это ни был, он недолго там стоял. Решила, что надо тебе сказать. Прямо чую, когда что-то странное происходит. Не хотела тебе звонить, вдруг вы с ангелочком спали.

Николь, похолодев, подошла к Мэри поближе.

— Мужчина или женщина? Во сколько это было? — начала расспрашивать она.

Мэри отошла на шаг.

— У меня уже не такие зоркие глаза, дорогая. Не могу сказать, кто именно, но было это около десяти. Я сериал смотрела, который мне сын записал на диск. Так это не знакомый, да? Боже, надо в полицию позвонить! Если здесь рыскает грабитель, мы должны быть начеку.

— Нет, не надо в полицию! — слишком громко сказала Николь.

— Что? — переспросила Мэри.

— Не звоните в полицию! — крикнула она.

Если вмешается полиция, все пойдет не так, начнут разнюхивать, а она хочет, чтобы прошлое оставалось в прошлом. Вдруг полицейские решат, что она плохая мать? Что, если они заберут у нее Куинн? Эта мысль напугала ее. Она сделала глубокий вдох и выдох.

— Спасибо, что вы так