Маризоль была весела до истерики. Она хотела знать все детали того, как они уехали и о чем говорили в машине, но Пол колебался, стоит ли доверять ей то, что он уже считал глубоко личным. Ему казалось, что это будет нескромным по отношению к Лорен. Он спокойно прервал Маризоль:

– Не хочу показаться неблагодарным. Без ваших советов и вашей помощи по устройству нашей с Лорен встречи самому мне ничего бы сделать не удалось. Но дело в том, что эта история для меня не просто игра, я даже не знаю, что из всего этого получится, знаю только, что не хочу с самого начала предавать Лорен. Я вам очень признателен за все, что вы сделали, но пока я ничего не могу вам рассказать. Сожалею.

Маризоль подумала некоторое время и ответила ему спокойней, в ее голосе слышались трогательные интонации:

– Это вы должны меня извинить, Пол. Я вас расспрашивала как ученицу колледжа. Простите мою нескромность, ваше благородство делает вам честь. Так редко в наше время можно встретить мужчину, который еще уважает женщин. Отнесите мое возбуждение на счет недосыпа и моей страсти к любовным историям.

– Я еще должен связаться с Роберто, чтобы предупредить его, – подхватил Пол.

Его собеседница захихикала:

– Сейчас вам его передам, он не уходил от меня со вчерашнего вечера.

Пол тоже улыбнулся. Поистине, в эти прекрасные июньские дни кровь закипела в жилах не у него одного.

– Роберто? Спасибо за идею, я не очень-то в нее верил, но это было невероятно, когда я прочитал эти несколько строчек…

– Тигрица замурлыкала? Я видел издали. Честно говоря, я потрясен. А для Маризоль я выбрал немного легкомысленные стихи Бодлера, она очень смеялась. Есть же гении…

Пол вернулся к причине своего звонка:

– Я просто хотел проинформировать тебя, что буду теперь летать на собственных крыльях. Не хотелось бы стать героем романа этого лета на Ривьере, так что предпочитаю не очень распространяться о дальнейшем.

– Я предполагал это. Но уверяю тебя, я не большой любитель сплетен. Позвоню на днях, перед отъездом.

– Верно, в Мексику. Я совершенно забыл про ООН. А Маризоль?

– А что Маризоль, она же мексиканка, не так ли? Она откроет мне Акапулько. Маризоль считает, что Лазурный берег уже насмотрелся на нее в этом году. Ладно, пока, Пол, и удачи тебе.

Цементная обшарпанная лестница между скал, ведущая от дороги ко входу в «Буйябес», была старой и давно не ремонтированной. Пол знал в ней каждую расщелину в растрескавшихся ступеньках, о которую можно споткнуться, то место, где нужно было пригнуться, чтобы не уколоться об острые шипы огромного кактуса, нависшего над тропой. Крутая тропинка упиралась в деревянное ограждение, укрепленное стальными тросами, что было единственной защитой террасы ресторана, открытой всем ветрам. В отличие от современных роскошных зданий, хозяева которых добились привилегии строить тут, на уникальном берегу, изрезанном рифами и бухточками, «Буйябес» сохранил средиземноморский стиль пятидесятых годов, где была невероятная смесь выбеленных морем и солнцем деревянных столов и стульев, выцветших афиш дома Рикар и гирлянд из разноцветных лампочек, оставшихся после праздника 14 июля. Это и придавало ему очарование, не считая, конечно, знаменитых рыбных блюд, привлекавших сюда широкую клиентуру, стремящуюся очутиться в подлинной атмосфере побережья.

Пол уже давно не был в «Буйябесе». Когда-то, когда Оллесоны проводили в Провансе летние каникулы и отпуска, этот рыбацкий домик был своеобразным буфетом, куда Пэр приводил сына после рыбалки и купания в заливчиках. Хозяйка Мартина Буске, ровесница его матери, со всем справлялась одна. Ее история была таинственной и бурной, казалось, она прожила несколько жизней, скитаясь по свету, потому, хоть ломано, но говорила почти на всех языках. Бездетная Мартина всей душой привязалась к Полу, хрупкому, умненькому и вежливому мальчику, который мог часами слушать, как она говорит о секретах приготовления айоли с красным перцем или рассказывает смешные истории про старого китайца, которого она встретила в своих дальних странствиях. Она подружилась с Маризой и Пэром, делила с ними тревоги о здоровье ребенка и внушала надежды, когда тот стал отроком. Мартина взяла на себя роль крестной при мальчике, а ее харчевня стала для Пола вторым домом, куда он часто прибегал, когда ему было грустно.

Перед тем как подняться на террасу, Пол разулся и пошел босиком: он любил, когда под ногами шуршит песок и поскрипывают доски стертого от времени деревянного помоста. В будний июньский день берег был пустынным. Ресторанчик, расположенный на южной оконечности пляжа, лепился к скале, разрезанной выбитой в камнях лестницей, заслон из сосен и вечнозеленых деревьев прикрывал террасу так, что с нее не было видно дальних современных зданий. Придя сюда, Пол снова обрел то ощущение свободы, которое испытывал только здесь, в этом самом месте. После женитьбы на Элизабет он редко бывал тут, и не только из-за недостатка времени, а прежде всего потому, что его жена не чувствовала себя комфортно, в своей тарелке, в этой непривычной для нее обстановке. Мартина Буске встретила ее радушно, но понимания и близости между ними так и не возникло.

Когда Мартина увидела Пола, стоящего у входа, она громко вскрикнула, подняла руки к небу и бросилась ему навстречу. Это была женщина с пышной грудью, которая, несмотря на сильный загар на лице, сохранила чувственный шарм независимой женщины, много повидавшей в жизни. У нее были волосы до плеч, покрашенные в ярко-желтый цвет, давно вышедший из моды. Она крепко схватила Пола за плечи и сильно потянула к себе, чтобы поцеловать в обе щеки. Он нежно обнял ее и долго держал в объятьях, безмолвно выражая радость от встречи, и Мартина это поняла.

– Ух! Дай посмотрю на тебя, – приказным тоном сказала она, чуть отстранившись.

Пол улыбался, виновато прикусив нижнюю губу и наклонив голову, как маленький мальчик, которого застали за какой-то каверзой. Мартина полюбовалась им секунду, а потом нахмурилась:

– Выглядишь хорошо, но вид у тебя расстроенный, – тут же отметила она.

– Много чего произошло в последнее время, – признался Пол.

– Но дела идут? Здоровье?

Как и его родителей, это было первое и главное, что ее интересовало.

– Нормально, не беспокойся. Это моя… личная жизнь, – заверил он ее.

– А, это! Ничего страшного. Входи, сядем в уголке, у меня есть время перед работой, ты все мне спокойно расскажешь.

В зале был старомодный бар, за его стойкой располагалась дверь, ведущая