Временный успех тем не менее привел к присвоению Аптону очередного чина и убедил Гранта в возможности подобной атаки силами целого корпуса, поддержанной по всему фронту. 11 мая зарядил холодный, нудный дождь, положив конец двухнедельной жаре, а дозоры мятежников сообщили о передвижении обоза Гранта в тыл, что заставило Ли сделать неправильный вывод о намерениях федералов. Уверенный в том, что такое передвижение является предвестником нового флангового маневра, Ли приказал подготовить контрудар и отвести 22 орудия с передовой. Эти пушки защищали вершину выступа, как раз и бывшую целью атаки корпуса Хэнкока на заре 12 мая. Возвращать орудия на место оказалось поздно: их захватили части Хэнкока — 15 тысяч внезапно вынырнувших из тумана и наводнивших окопы южан солдат. Продвинувшись еще на полмили и взяв в плен большую часть знаменитой дивизии «Каменной Стены», Хэнкок разделил армию Ли на две части. В этот решающий момент главнокомандующий южан бросил в бой резервную дивизию. Как и шесть дней назад в Глуши, Ли возглавил эту отчаянную контратаку лично. И снова солдаты, на сей раз уроженцы Виргинии и Джорджии, кричали: «Генерал Ли, возвращайтесь в укрытие!» и клялись отбросить «этих людей», если только любимый командир уйдет с передовой. Контрнаступлению южан способствовало то, что янки в результате успеха своей быстрой атаки превратились в плохо управляемую (из-за дождя и тумана) массу. Оттесненные к носку Подковы Мула, «синие мундиры» закрепились в траншеях, лишь недавно захваченных у врага, и начали бесконечную перестрелку с южанами через узкую — в несколько ярдов шириной — полоску ничейной земли.

Пока это все происходило, 5-й и 9-й союзные корпуса безуспешно атаковали левый и правый фланги конфедератов, а 6-й корпус присоединился к Хэнкоку, чтобы усилить давление на Подкову Мула. Так проходило сражение за знаменитый «Кровавый выступ» Спотсильвании. Восемнадцать часов под дождем, с раннего утра до полуночи, на участке всего в несколько сотен ярдов шла одна из самых жестоких битв войны. «Флаги обеих армий развевались над одними и теми же брустверами, — вспоминал ветеран 6-го корпуса, — где федералы и конфедераты пытались просунуть штыки между кольями»[1278]. Обезумев от ярости, и те и другие вскакивали на брустверы и стреляли вниз из винтовок с примкнутыми штыками, которые им подавали товарищи, а когда патроны заканчивались, то метали пустую винтовку во врага как копье. Потом они брали следующую, и так продолжалось до тех пор, пока храбрецов не убивали выстрелом или штыком. Огонь велся столь интенсивно, что в какой-то момент позади окопов южан рухнул дуб толщиной в два фута, не выдержавший попаданий пуль Минье[1279].

Рукопашный бой обычно заканчивается быстро, когда одна из сторон бежит с поля боя, но в тот раз никто не хотел уступать. Кровь текла рекой, смешиваясь со струями дождя и образуя липкую жижу, в которой лежали убитые и раненые, а на их телах оставшиеся сражались за свою жизнь. «Мне никто не верил до конца, когда случалось рассказывать про бойню у Спотсильвании, — писал офицер северян, — но ведь и я бы не поверил в такое, окажись я на месте слушателей». Уже глубокой ночью Ли наконец отдал своим истощенным войскам приказ отойти к новой линии обороны, находившейся в полумиле (которую лихорадочно оборудовали саперы). Наутро «Кровавый выступ» представлял собой кладбище. Похоронная команда федералов, обнаружившая 150 трупов южан, лежавших в траншее всего 200 футов протяженностью, предала их земле, просто обрушив на них сверху бруствер[1280].

Пока армии избивали друг друга в Виргинии, в тылу жители осаждали редакции газет и телеграф, пребывая в «состоянии ожидания чего-то страшного, непостижимого рассудком». Это были «решающие дни, полные страха и тревог, — писал житель Нью-Йорка, — решалась судьба целого континента». В Ричмонде эйфория от первых сообщений об успехах Ли в Глуши сменилась «мрачными предчувствиями» и «горячечной тревогой» после его отступления к Спотсильвании в тот момент, когда Батлер и Шеридан приближались к Ричмонду[1281]. За день до сражения у «Кровавого выступа» Грант послал депешу в Вашингтон, где заявил: «Я намерен сражаться на этом рубеже, даже если это займет все лето». Газеты подхватили эту фразу и сделали ее столь же знаменитой, как и требование Гранта о безоговорочной капитуляции гарнизона форта Донелсон. В сочетании с сообщениями о наступлении северян от Глуши на юг депеша Гранта породила торжествующие заголовки: «Доблестные победы!», «Ли разбит!», «Конец войны близок!». Один газетчик со стажем вспоминал: «Все сходились во мнении, что Грант закончит войну и возьмет Ричмонд раньше, чем начнется осенний листопад»[1282].

Линкольн опасался, что такие завышенные ожидания ударят по его войскам бумерангом, если что-то пойдет не так, и это случилось. «Население настроено излишне оптимистично, — говорил он в интервью, — люди ожидают всего и сразу». Группе политиков, приветствовавших его в Белом доме, он ответил: «Я очень рад тому, что произошло, но сделать нужно еще не меньше». Когда к 17 мая стало ясно, что Гранту не удалось прорвать порядки Северовиргинской армии у Спотсильвании, а Батлер заперт к югу от Ричмонда, настроение изменилось «на 180 градусов»[1283]. Цена на золото — извечный барометр общественного мнения — за две последние недели мая выросла со 171 до 191[1284]. Ужасающие отчеты о потерях, которые начали поступать из Виргинии, не способствовали улучшению настроения. С 5 по 12 мая Потомакская армия потеряла убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 32 тысяч человек — никогда федеральные армии (все вместе!) не несли таких потерь за одну неделю. По мере того как встревоженные родственники изучали списки погибших, сотни северных городов погружались в траур.

Потери Ли были в пропорциональном отношении столь же велики (около 18 тысяч человек), а потеря 20 из 57 командиров корпусов, дивизий и бригад опустошила командный состав. Не погрешив против истины, можно, однако, сказать, что обе стороны только начинали битву. Противники возместили почти половину своих потерь, подтянув резервы. К Ли присоединились шесть бригад, защищавших Ричмонд, и еще две из долины Шенандоа. Грант получил несколько тысяч новобранцев, а также перевел личный состав нескольких полков тяжелой артиллерии, оборонявших Вашингтон, в пехотные части. Хотя пополнения южан уступали количественно, качеством они превосходили, так как в Северовиргинскую армию влились ветераны, а артиллеристы из Вашингтона за два-три года несения гарнизонной службы ни разу не вступали в бой. Как только началось наступление армии Союза, уже первый из 36 полков, срок службы в которых истекал в ближайшие