— И всё? Я давно с этим смирилась.

— Я серьёзно, Линн. В жизни не был более серьёзен.

Выхода не было, пришлось всё рассказать. Всё, что происходило и, особенно, случившееся прошлой ночью. Арт говорил спокойно, хотя ужасно хотелось ругаться, лезть на стены и, возможно, даже смеяться до упаду над абсолютной нелепостью того, что он говорил, или ещё большей нелепостью того, что на него свалилось. Но ничего из этого Арт не сделал. Его рассказ был отстранённым и почти деловым.

Когда Арт закончил, Линн секунду или две на него смотрела, возможно, представляя в смирительной рубашке, или на кушетке психиатра. Наконец, улыбнулась, а затем хихикнула.

— О, ты почти подловил меня, Арт. Почти подловил.

— Это правда, — ответил он. — Я не вру.

Линн видела, что так и есть или, по крайней мере, ему так казалось.

— Да ладно, Арт. Может хватит этой ерунды, пожалуйста? Господи, тебе всё приснилось. Ночной кошмар. Вот и всё, что произошло. Ты должен это понимать.

— Я хочу, чтобы эти чёртовы ткани удалили из моих глаз.

— Арт, прекрати.

— Хочу, чтобы их удалили.

— Ты с ума сошёл, — сказала Линн, — иначе просто быть не может. Доктор Моран спас тебе зрение, а ты хочешь, чтобы он забрал этот дар обратно? Прости, Арт, но это не просто безумие — это полный бред. Ты правда думаешь, что я буду сидеть и верить этой ерунде о тварях, живущих в твоих глазах? Монстрах, инопланетянах, или о чём ещё, черт возьми, ты рассказывал?

Арту казалось, что Линн не только загнала его в угол, но и удерживает там, наступив на горло.

— Пожалуйста, детка, ты должна поверить.

— Поверить чему? Тому, что ты хочешь, чтобы доктор Моран обратил процедуру? Вернул тебя к слепоте? Что ж, в это я не верю, и уж точно уверена, что ты не можешь видеть сквозь стены, или заглядывать в ад.

— Я не говорил, что это был ад.

— Хорошо, Страна чудес. Зазеркалье, которое увидела Алиса.

— Линн…

Она подняла руку.

— Неважно. Арт, я тебя люблю. Поддержу тебя всегда и во всём, но тут я не помощник. Это… это просто безумие. Почему ты не расскажешь, что происходит на самом деле?

— Уже рассказал.

— Полная херня. — Теперь Линн действительно разозлилась. Арт знал, что она классная девчонка, на которую положиться, которая никогда не подведёт и которой можно доверять. Но всему есть предел, и Арт только что перешёл черту. Не просто пересёк — пьяно протанцевал, прищёлкивая каблуками. Линн меньше бы расстроилась или оскорбилась, если б Арт спустился по лестнице в её нижнем белье, пародируя Бетт Дэвис[54].

— Пожалуйста, Линн, пожалуйста…

— Я ничему из этой херни не поверила, и никто другой тоже не поверит. Арт, скажи в чём дело. Неужели в самый последний момент у тебя вдруг появились какие-то никчёмные и бестолковые угрызения совести из-за того, что была использована эмбриональная ткань абортированного ребёнка? Причина в этом? Тогда всего хорошего, Арт, тебе и твоей совести. Приятно провести время, продавая в темных очках и с белой тростью грёбаные карандаши у мэрии.

У Арта появилось непреодолимое желание заставить её замолчать.

— Послушай меня, Линн. Просто заткнись и выслушай. Я не хочу ссориться. Не собираюсь сидеть и объяснять, какая ты бесчувственная стерва, думаю, ты, наверно, уже это поняла. Я в беде. У меня, блядь, большие неприятности. Что-то случилось. Что-то невероятное. Нечто пугающее меня до чёртиков. Я лишь прошу обсудить это со мной. Это не слишком много?

Линн поджала губы и вытерла влагу с глаз:

— Прости, Арт. Просто… я за тебя переживаю.

— Я тоже за себя переживаю. Более того, переживаю так, что предпочёл бы быть слепым, как летучая мышь, нежели видеть то, что видел.

— Наверное, нет смысла ещё раз говорить, что, возможно, тебе приснился кошмар?

— Никакого. Детка, хотелось бы, чтобы так оно и было, действительно хотелось бы. Но всё не так просто. Совсем непросто.

На какое-то время Линн задумалась.

— Ладно, Арт, я буду играть адвоката дьявола. Что скажешь?? Ты упоминал, что глаза изменились, верно? Что ж, сейчас они выглядят нормально. Не выпуклые, не красные и не странные, как ты говорил.

— Они были такими. — Арт приблизился к Линн вплотную. — Приглядись получше. Посмотри на них… внимательней.

Линн вздохнула:

— Нормальные глаза.

— Уверена?

Линн пожала плечами:

— Ну, то есть, они кажется больше, чем должны быть. Но вовсе не огромные. На них есть несколько маленьких бугорков. — Линн покачала головой и вздохнула. — Обычные глаза, Арт.

— Прошлой ночью было иначе.

— Арт, просто послушай себя. Ты говоришь, что в твоих глазах что-то живёт. Нечто, выросшее из той пересаженной ткани. Нечто, позволяющее тебе видеть так, как видят они. Ты же понимаешь, как это звучит?

— Безумно? Параноидально? Словно я думаю, что есть какой-то тайный заговор с этими тканями? Да, черт возьми, я знаю, как это звучит. Может сейчас глаза и выглядят нормально, но прошлой ночью они были не в порядке. Ночью, Линн. Именно тогда происходит самое странное. Именно тогда я чувствую, как в глазах что-то движется, изменяется и растёт. Что бы это ни было, оно активно ночью, ведёт ночной образ жизни. Возможно, именно поэтому оно прячется сейчас.

Звучало это абсурдно, согласен, совершенно нелепо. Как слова маленького ребёнка. Мамочка, бука появляется только когда ты выключаешь свет. Он не покажется, если ты в комнате.

— Видимо глаза каким-то образом берут верх, Линн. Мне кажется, они начинают проявлять себя. Они прощупывают почву, делают разведку, называй это как хочешь. Заставляют смотреть на то, что мне не интересно.

— Арт…

— Глаза заставляют меня разглядывать звёзды. Они очарованы звёздами.

— Арт, пожалуйста…

— Думаешь, я спятил? Хорошо. Как насчёт учебников, Линн? Как насчёт них? Ты меня знаешь. Мы женаты пятнадцать лет. Интересовался ли я когда-нибудь наукой или высшей математикой?

Это было доказательство, которое она не могла опровергнуть.

— Нет. Не интересовался. Ты всегда их ненавидел.

— Ненавижу до сих пор. Думаешь, я понимаю что-нибудь из этого дерьма? У меня среднее образование, Линн. Я ни хрена не смыслю в биологии, химии, астрофизике и в дифференциальных уравнениях.

— Но ты всё это изучал.

— Нет, Линн. — Арт покачал головой. — Не я. Они изучали.

— Значит, Глаза и твой разум контролируют?

— Не знаю, может быть. Я для них просто носитель. Не более. Они заставляют меня что-то делать, а я этого даже не осознаю. Допустим, иногда, когда я иду и беру эти книги, или читаю заумную чушь из Интернета, которую даже не могу выговорить, во мне как будто что-то