Ректор басовито захохотал:

— Ого, мистер Джонс, видно, вы что-то от меня скрыли? — («Меньше, чем я хотел», — подумал Джонс.) — А я и не подозревал, что у меня в гостях знаменитость!

Внутренняя душевная лень взяла верх над остальными чувствами, и Джонс вежливо ответил:

— И я никак не подозревал этого, сэр.

— Не прячьте от нас вашу славу, мистер Джонс. Женщины сразу все угадывают. Они нашего брата видят насквозь.

— Дядя Джо! — торопливо предостерегла она, видя, как Джонс принял неудачную реплику.

Но Джонс уже был неуязвим:

— Нет, я с вами несогласен, сэр. Если бы они нас видели насквозь, они никогда не выходили бы за нас замуж.

Она взглянула на него с благодарностью и с некоторым интересом. «Какого же цвета ее глаза?»

— Ах, вот, оказывается, кто вы, мистер Джонс! Знаток женщин.

Джонс напыжился от гордости, а ректор, извинившись, пошел в прихожую за стулом. Она прислонилась к бюро, и ее глаза («Синие или зеленые?») встретились с его желтым нагловатым взглядом. Потом она опустила глаза, и он заметил ее красивые и робкие губы. «Ну, будет легко», — подумал он. Ректор подал ей стул, она села, и когда старик сам уселся в кресло, Джонс тоже сел. «Какие у нее длинные ноги», — подумал Джонс, глядя на тонкие складки платья у высокой талии. Почувствовав его бесцеремонный взгляд, она подняла глаза.

— Значит, мистер Джонс женат? — заметила она и сделала глазами так, что Джонсу показалось, будто она до него дотронулась рукой.

«Я тебя раскусил!» — вульгарно подумал он. И ответил:

— О нет, почему вы так решили?

Старик, набивая трубку, посмотрел на них добрыми глазами.

— Значит, я не так поняла.

— Нет, вы так решили по другой причине.

— Вот как?

— Просто вам нравятся женатые мужчины! — храбро сказал он.

— Неужели? — без всякого интереса сказала она.

И Джонсу показалось, что он видит, как ее внимание к нему схлынуло, чувствует, как оно охладевает.

— А разве нет?

— Вам виднее.

— Мне? — переспросил Джонс. — Почему именно — мне?

— Но вы же как будто знаток женщин? — ответила она с милым лукавством.

Джонс готов был удушить ее, он не находил слов. Старик зааплодировал:

— Шах и мат, мистер Джонс!

«Погоди, дай только взглянуть тебе в глаза», — пообещал Джонс, но она даже не посмотрела на него. Он сидел молча, и под его пронзительным, злым взглядом она взяла со стола фотографию и молча подержала ее в руках. Потом снова положила на место и через стол погладила руку старика.

— Мисс Сондерс была невестой моего сына, — объяснил священник Джонсу.

— Вот как? — сказал Джонс, следя за ее профилем, в ожидании, когда же она снова посмотрит на него.

Эмми, неудачливая девственница, появилась в дверях.

— Все готово, дядя Джо, — сказала она и сразу испарилась.

— Завтракать, — объявил ректор, подымаясь.

Все встали.

— Я не могу остаться! — слабо сопротивлялась она, поддаваясь руке старика, легшей на ее плечи. Джонс пошел за ними. — Правда, мне нельзя оставаться! — повторила она.

Они пошли по темному коридору, и Джонс, глядя, как плывет ее белое платье, воображая ее поцелуй, проклинал ее вовсю. У дверей она остановилась и вежливо, как мужчина, стала в сторону. Ректор тоже остановился, остановился волей-неволей и Джонс, и началась сцена из французской комедии — кому проходить первым. Рука Джонса с притворной неловкостью прикоснулась к ее мягкой, ничем не стянутой талии, и она окатила его ледяным взглядом. Вошли в столовую.

— А все-таки вы на меня посмотрели, — пробормотал Джонс.

Ректор, ничего не замечая, сказал:

— Садитесь сюда, мистер Джонс…

Недевственная Эмми кинула на Джонса высокомерный и враждебный взгляд. Его желтые глаза ответили ей рассеянно. «Займусь тобой потом», — обещал он мысленно, сев за безукоризненно накрытый стол. Ректор пододвинул стул для второй гостьи и уселся во главе стола.

— Сесили ест очень мало, — сказал он, разрезая цыпленка, — так что все труды падут на нас с вами. Но думаю, что мы не подведем. Как, по-вашему, мистер Джонс?

Она сидела напротив, подперев лицо руками. «И тобой займусь», — мрачно пообещал Джонс. Но она все еще не обращала внимания на его желтый взгляд, и он сказал:

— Конечно, нет, сэр, — а сам в это время старался мысленно внушить ей, чтоб она посмотрела — старый школьный прием, когда хорошо приготовил уроки. Но она так невозмутимо игнорировала его, что его вдруг охватил приступ неуверенности, тревожное сомнение. «Неужто я ошибся? — подумал он. — Нет, я все узнаю», — пообещал он себе. — Кажется, вы сказали, сэр, — он не спускал глаз с ее безразличного, бездумного лица, — когда мисс Сондерс появилась во всем своем очаровании, что я слишком поверхностен. Но к прелюбодеянию, например, всегда надо относиться чисто теоретически. И только, когда оно…

— Мистер Джонс! — внушительно сказал ректор.

— …то есть прелюбодеяние, уже совершено, можно о нем говорить, и то, только обобщая, то есть, по вашим словам, поверхностно. А тот, кто целует и обо всем рассказывает, — немного стоит, не так ли?

— Мистер Джонс! — с упреком сказал ректор.

— Мистер Джонс! — повторила она. — Какой вы ужасный человек! Знаете, дядя Джо…

Но Джонс резко прервал ее:

— Вообще, что касается поцелуев, женщинам все равно, кто их целует. Им важны только самые поцелуи.

— Мистер Джонс! — повторила она, взглянула на него и тут же, дрогнув, отвела глаза.

— Будет, будет, сэр, тут дамы! — докончил свой упрек ректор.

Джонс отодвинул тарелку. Шершавая, бесформенная рука Эмми убрала посуду, и на столе появился крутой, как лоб, золотистый пирог, увенчанный клубникой. «Черта с два я на нее посмотрю!» — поклялся он и тут же взглянул на нее. Глаза у нее стали рассеянными, безразличными, зеленые и прохладные, как морская вода, и Джонс первый отвел взгляд. Она обернулась к старику, весело заговорила с ним о цветах. Джонса вежливо игнорировали, и он мрачно ковырял ложкой, когда появилась Эмми.

— К вам какая-то женщина, дядя Джо.

Ректор положил ложку.

— Кто именно, Эмми?

— Не знаю. Никогда раньше не видела. Ждет в кабинете.

— А она завтракала? Проси ее сюда.

«Знает, что я на нее смотрю», — думал Джонс, полный отчаяния и мальчишеской страсти.

— Она есть не хочет. Говорит, не мешать вам, пока не отобедаете. Сами бы пошли, спросили, чего ей надо. — И Эмми ушла.

Ректор вытер губы, встал.

— Придется, видно, самому. Вы, молодежь, посидите, пока я вернусь. Если что понадобится — позовите Эмми.

Джонс мрачно молчал, вертя в руке стакан. Наконец она взглянула на его опущенное злое лицо.

— Значит, вы не только знамениты, но и не женаты, — сказала она.

— Тем и