— Нет, я так тоже не думаю… просто… у меня есть повод сомневаться, я же трудовую книжку видела — там все чисто. А Матвей сказал, будто причиной увольнения явилась халатность. Я попросила своего знакомого проверить, но он позвонит только завтра.

— Вот я бы и не волновался до звонка, — пожал плечами Иван. — А сегодня бы с мужем помирился на вашем месте. И не носил работу домой, кстати, не первый раз об этом говорю.

— А с чего вы… — начала я, но тут же умолкла, вспомнив, что Иващенко отлично уже разбирался даже в оттенках моего голоса, чтобы вычислить такую вещь, как размолвка с Матвеем.

Иван не успел ответить «с чего», потому что дверь кабинета открылась и вошел Матвей с каким-то листком в руке.

Увидев, что я не одна, он слегка сбавил обороты, как будто выдохнул, и постарался взять себя в руки:

— Не помешал?

— Конечно нет… — И тут вмешался Иващенко:

— А это очень хорошо, Матвей Иванович, что вы зашли. Присаживайтесь, я полагаю, что нам лучше обсудить создавшуюся ситуацию втроем.

— Какую ситуацию? — поморщился Матвей.

— Сложившуюся вокруг Инны Калмыковой, — невозмутимо ответил Иван, закидывая ногу на ногу. — Я так понял, что вы тоже считаете ее психологическое состояние далеким от нормального?

Матвей выглядел совершенно сбитым с толку, и я вдруг поняла, что, увидев Иващенко, муж мой решил, будто я тут жалуюсь на семейную жизнь и разногласия, а теперь не может переключиться на новые обстоятельства.

Мне стало смешно, я еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, настолько забавно выглядел мой супруг в растерянном виде.

— Кофе будешь? — еле сдерживая смех, спросила я.

— Буду, — Матвей наконец смог собраться и взял стул, развернул его спинкой к себе и уселся, сложив руки. — Только покрепче, пожалуйста. Так, значит, вы, Иван Владимирович, тоже заметили, что Калмыкова не в порядке?

— Я особенно не приглядывался, но раз так считает Аделина Эдуардовна…

— Я считаю, что у нее могут быть семейные проблемы, но утверждать не берусь, — уточнила я, возясь с кофемашиной. — Хотя сегодня мне пришлось дать ей три дня выходных, она приехала утром и попросила об этом сама. Мы договорились, кстати, что она зайдет к вам, Иван Владимирович.

— Не заходила, — отозвался психолог.

Матвей расправил листок, который все еще держал в руке:

— А у меня есть вот что. «Уважаемый доктор Мажаров, считаю своим долгом довести до вашего сведения, что один из докторов, работающих в вашей клинике, скрыл от вас истинную причину своего увольнения с предыдущего места работы. Его уволили за причинение вреда здоровью пациента и возбудили уголовное дело по статье «Халатность», но потом потерпевшие заявление забрали. Надеюсь, вы будете настороже и не позволите данному доктору пятнать репутацию вашей клиники», — прочитал он, и я с удивлением спросила:

— И откуда у тебя эта филькина грамота?

— Вынул из почтового ящика, когда свою квартиру навещал.

— Матвей… ну даже не смешно — это же самая настоящая анонимка в лучших традициях, даже слог такой… классический, со всеми канцелярскими оборотами!

Я подошла к мужу, протянула ему чашку кофе и взяла из его руки листок. Текст был набран на компьютере — ну немудрено, и никаких подписей, имен, дат — ничего.

— Кто-то сильно не любил нашу Инну, раз решил вот так ей по мелочи нагадить, — усмехнулся Иван.

Матвей покраснел и встал, отошел с чашкой к окну, постоял там. Я понимала, что он сейчас чувствует — ослепленный ошибкой Калмыковой, он вспомнил содержание письма, которому до того не придал особого значения, и раздул из этого почти скандал.

— Интересно бы узнать, кто именно, — продолжал Иван, покачивая ногой.

— Ну вам-то это зачем? — откликнулся Матвей, не оборачиваясь.

— Вполне возможно, что человек на этом не остановится, а Инна Алексеевна, похоже, подвержена перепадам настроения, и это, в свою очередь, может сказаться на ее работе, ведь так?

— Вы все равно не сможете на это повлиять.

— Повлиять — не смогу, конечно, а вот поддержать Калмыкову, если что, смогу.

Матвей поставил пустую чашку на стол и направился к двери:

— Я пойду, мне пора в институт. Аделина Эдуардовна, вы после работы домой, я надеюсь?

— Не надейтесь, Матвей Иванович, в ночной клуб поеду! — фыркнула я, и Матвей улыбнулся на пороге:

— Тогда не буди меня, когда вернешься, — и вышел.

Иващенко проводил его взглядом и тоже поднялся:

— Ну я так понимаю, одной проблемой стало меньше. А с Калмыковой я в ближайшее время сам поговорю. Пусть, действительно, отдохнет несколько дней, раз дома проблемы.

— Спасибо, Иван Владимирович.

Я уже отвлеклась от разговора с психологом, потому что подошла к окну и увидела там в аллее нового клиента Зайцева. Он бродил туда-сюда и как-то настороженно осматривал кусты, а потом замер возле большой клумбы и долго стоял, глядя на цветы.

Я не придала значения этому случаю и вспомнила о нем, только выезжая из клиники после рабочего дня. По дороге шел высокий мужчина в светлых джинсах и голубой рубашке, а в руках у него был букет, похожий на те цветы, что росли у нас на клумбах.

Семен

Утром он встал опять очень рано, прислушался у двери в спальню — там было тихо, видимо, Аня все еще спала. Семен сделал зарядку, принял душ и сварил кофе, раздумывая попутно, будить девчонку или оставить ее спать. Но она проснулась сама, вышла из комнаты одетая и с собранными в хвост на макушке волосами.

— Ты не дашь мне полотенце? Мне бы в душ.

— Только быстро, мне до работы еще добираться.

— А можно… можно, я тут останусь? — вдруг спросила она, глядя на него снизу вверх глазами кота из мультфильма.

— А мать не потеряет?

— Нет… она же на работе, да и дежурство у нее сегодня.

Рука Семена, державшая вынутое из шкафа в коридоре полотенце, замерла в воздухе:

— Какое дежурство? Она же няней работает у кого-то из мэрии.

— Но днем-то она все равно работает, разве это не дежурство? Да ей там не до меня, а ключа нет… я домой не попаду, — сбивчиво забормотала Аня, глядя под ноги. — Ты не думай… я не воровка и не наводчица…

— А то у меня тут запасники Эрмитажа! — фыркнул Семен, протягивая ей полотенце. — Денег я в квартире не держу, золота-бриллиантов отродясь не имел, так что брать тут нечего, можешь своим дружкам-домушникам так и передать.

Аня вспыхнула, подняла голову и