— Фу ты, горячий гад какой! Я думал, что похолодней будет. Не рассчитал.

— А ты часто так кофе пьёшь? — с улыбкой, сипя, как простуженная, спросила Настя, пытаясь, как могла, поддержать настрой разговора, как-будто и не было ничего…

— Так? Так первый раз, но много раз слышал. Ничо особенного. Холодный кусочек, вернее лужица среди кипятка. Да ерунда это всё. Давай пей, как хочешь, и съешь, хоть кусочек чего-нить, главное. Не боишься экзамена-то?

— Экзамена? Да нет. Я хорошо подготовилась. Только из головы всё вылетело, — Настя опять опустила виновато голову.

— Слышь, Настёна, а я фокус один знаю. Если попросить другого человека назвать тебе цифру или открыть страницу учебника наугад, то он тебе точно назовёт или номер билета твоего, или тему. Хочешь попробовать?

— Хочу, — просипела Настя. — А кого попросить надо?

— Ну, кого? Ну, меня попроси. Я же тоже «другой». Не сдаю же? Ну, давай проси,… — Ларик, сложив руки на груди, сделал серьёзный вид и важно насупился.

— Ларик, слушай, а как у тебя полное имя?

— Илларион Николаевич. Давай, проси!

— Илларион Николаевич, откройте, пожалуйста, вот эту книгу на какой-нибудь странице?

— Хорошо, давайте, — Ларик на полном серьёзе закрыл глаза и протянул руку, к учебнику, потом крепко схватив корешок, резко открыл книгу.

— «Мой город!» — улыбнулась Настя, — Я наизусть помню этот текст и вопросы к этому билету тоже.

— Вы знаете, девушка, — это усыпляющая простота. Мне, кажется, вы совсем нечетко знаете ответ на одиннадцатый вопрос, — Ларик «лепил горбатого», чтобы только отвлечь её, сбить с той трагической печали, что застыла в её глазах.

— На одиннадцатый билет? Или на одиннадцатый вопрос по тексту? — Настя невольно увлеклась игрой.

— И то, и то повторите на всякий случай. И если я окажусь прав, вы выполните одну мою просьбу.

— Какую?

— А это мы узнаем после экзамена. То есть, это вы узнаете, я-то сам знаю. Короче, у тебя час всего. Давай, чеши мозги по-быстрому. Я в магазин слетаю. Сжег штаны-то. Совсем не ношенные, от костюма выпускного. А в форменке не везде пойдёшь. В общем так, ты за хозяйку остаёшься, на телефон не отвечай. Окна не закрывай, пусть продувает гарь эту. К двери не подходи. Вопросы есть? Вопросов нет. Я — одна нога там, другая — уже здесь, — Ларик снова закрыл её на ключ снаружи, прислушался прижав ухо к двери. За дверью было тихо.

Вовремя Ларик вышел за штанами. В магазинчике на углу выбросили в продажу «техасы», некоторые шутники их ещё называли «чухасы». Так назывались штаны из толстой жесткой бязи. Все карманы были укреплены по углам блестящими заклепками, все швы отстрочены грубой и рельефной строчкой. В американских боевиках такие показывали. И почти такими же, только синего цвета фарцевали в Одессе на Привозе ребята, те, кто приходил из загранки. Но стоили они гораздо дороже, чем весь его выходной костюм. Он, увидев такие, тогда лишь присвистнул: «Это кто же такие покупает-то?»

Эти же, попавшиеся ему на пути поисков подходящих штанов, собрали толпу зевак. Они, эти случайно выкинутые в свободную продажу штаны, были прекрасны. Но были они яркого оранжевого цвета. Потому их и выкинули, наверное, как «неликвид», в свободную продажу.

Толпа собралась, видимо, чтобы первыми увидеть смельчака, который такие штаны не побоится купить. И их терпение было вознаграждено. Этот парень не побоялся. Мало того, что не побоялся, он купил их даже две штуки, утверждаясь в своём намерении носить только их. А ещё этот выпендрёжник купил себе — на оставшиеся одиннадцать рублей — «штормовку» светло-серого, тоже пижонистого диковатого цвета. Обычные, привычные для нормальных людей «штормовки» были тогда цвета защитного, как в обычном кино.

— Эй, пацан, ты бы ещё розовые трусы купил в придачу, — крикнул кто-то из толпы. Но Ларик на дураков и сроду внимания не обращал.

— Так он клоуном устроился, я видел, — подхватил шутку другой мужик.

— Точно, он и ботинки с носами кувырдесятого размера купил. Я тоже видел, — зашелся смехом третий зевака.

— А это ты видел, — перед носом задиры образовался кулак, он у Ларика был очень большой и увесистый. — Закрой пасть и займись делом, болтун, — Ларик не торопясь взгромоздился на «Яву» и, сделав плавный поворот, отъехал, оставив толпу в недоумении: неужели этот придурок действительно натянет на себя эти штаны?

Ларик сам себе не поверил, эти штаны, за которые «там» брали сотню, а то и две, здесь стоили всего семь рублей! Правда, те «там» были темно-синими, и бывали они только на Привозе, и уж оттуда добирались до редких счастливчиков, но уже за «двести рябчиков». Ну и что, что эти оранжевые?!

Настя не успела дойти до конца темы, а Ларик уже вернулся, довольный и даже, можно сказать, счастливый. Он молча прошел в свою комнату и переоделся.

— Шик! — серая рубашечка с коротким рукавом и серая ветровка, если, наконец, придёт прохлада, решали все вопросы его очень даже стильного гардеробчика. — Вот бы Алька обрадовалась! — писем от Альки не было уже две недели. — Надо написать. Может, случилось что? Вот сегодня утрясу вопрос с Настей и напишу, — решил Ларик, надевая «рубашку на каждый день» брусничного цвета и с карманами, что было очень удобно. А Настю он решил до вечера одну не оставлять, там мать её придёт, пусть и решают, как им быть с этим ублюдком.

— Ну, как я выгляжу? — Ларик прошелся, как по подиуму, перед Настеной. Она выпучила глаза и вдруг хрипло расхохоталась. Чего, чего, а такой реакции Ларик не ожидал.

— Ты чо ржешь, как ненормальная? Это модно сейчас там, на западе. Там все так ходят, — но Настя не унималась. Тогда Ларик насупился: «Деревня ты необразованная. Давай собирайся, в школу пора», — но про себя Ларик возликовал: «Настена вроде в порядке пока, а про голос скажет, что простыла, и всё тут».

После экзамена он её ждал на другой стороне улицы, в тени густых лиственничных посадок. Эти деревья он с классом сажал, ещё когда был в первом классе. Седьмая лиственница была его. Он её нес из питомника, он сам для неё яму копал, сам кол вбивал, сам привязывал и поливал водой из придорожной канавы. Теперь она была метров семи в высоту.

Настя вышла из школы быстро, оглянулась и остановилась в растерянности. Она не увидела Ларика за деревьями. Он подкатил на мотоцикле с выключенным двигателем, здесь ехать было под горку, и сам поймал себя на мысли,