Шрифт:
Закладка:
– Мария, я люблю тебя! – басом озвучивала героя Варя.
– Нет, Хуан Карлос, нет! – визжала я.
Леня был зрителем и стучал по телевизору, когда тот начинал показывать полосы и подозрительно шипеть.
Еще мы с грехом пополам смотрели зарубежные боевики и фильмы про любовь до трех часов ночи; до тех пор, пока глаза сами не смыкались от усталости. Еще бы! Раньше на такое можно было только по видаку пялиться! А реклама! Какая шла реклама! Прелесть! Все ели «сникерсы» и «марсы», вкладывая попутно заработанные деньги в престижные компании: получали огромные капиталы. Особенно много денег ни за что обещало какое-то «МММ». Мы, глядя на то, как легко сыплются деньги на скромных работяг, мечтали о том же. Наши родители получили бумажки, называемые ваучерами. Никто толком не знал, что они такое и как ими распоряжаются. Люди, не питающие надежды на дармовщинку, клюнули на масштабную по городу агитацию единственного крупного завода: дескать, вложите сюда! Те из товарищей, кому хотелось верить в сказки (А кто не хочет?), потащили свои ваучеры туда, где обещали много денег ни за что. Лотерея завертелась. В умах населения царило полное непонимание происходящего и бешеный азарт. На площади перед универмагом «Юбилейный» с утра до вечера какая-то горстка людей с фанатично горящими глазами что-то пикетировала. В центре города, на трухлявых заборах, прикрывавших руины зданий, которые «охранялись государством и подлежали реставрации», освежились надписи: «Россия для русских!», «Долой коммунистов!» и «Слава СССР».
Однако провинциалов мало интересовала политика. Граждане, не так давно пережившие инфляцию и обмен денег, мечтали разбогатеть. Моя бабушка, сидя на картошке с солеными огурцами, ежемесячно относила свою пенсию в злополучное «МММ». Не знала, бедная, что через два года в Москве люди будут объявлять голодовку и лежать в самодельных гробах, требуя привлечь главного «мммиста» Мавроди к ответственности.
Проиграли многие. Одни сразу, другие – чуть позже.
К сожалению или к счастью, меня, да и моих друзей, финансовые треволнения обошли. Родители наши получили ваучеры за нас, своих детей, и благополучно их лишились. Мама передала мне через знакомых сберегательную книжку на мое имя, где значился вклад, уменьшенный обстоятельствами: пять рублей. История данных пяти рублей следующая: папа мой, на все руки мастер, сотворил два кухонных гарнитура из деревоплиты, продал их за пять тысяч рублей и, не сумев купить телевизор, положил деньги с продажи на мое имя. Пять рублей.
Я ничего не имела и ничего не потеряла.
В один из последних дней сентября 1993 года ни смотреть, ни озвучивать по телевизору стало нечего: там порхали балерины, подпрыгивали и дрыгали ножками. Мы усиленно попереключали каналы, пропало изображение, но появился звук. Когда под звуки «Лебединого озера» вымыли посуду и собрались выйти на балкон покурить, раздался долгожданный голос, провещавший нам удивительную новость: нынешнее правительство заболело и поэтому будет новое правительство. Никто из нас никак не мог откомментировать услышанное.
На следующий день телевизор все так же показывал балет, а по городу поползли слухи о военных действиях в Москве.
– Наконец-то! – чему-то обрадовался Леня. И гордо сообщил: – Скоро у нас в городе будут выдавать винтовки, и я уйду воевать.
– С кем? – поинтересовалась я.
– А не все ли равно! Зато как постреляю!
– В кого? – не унималась я.
– Да без разницы!
Мне представилось, что такой же придурок, как Леня, нападет на мою Дашеньку. Стало не по себе.
– А если ваших родных постреляют?
– Надь! Ну что ты заладила! На войне – как на войне. А родным просто высовываться не надо. Вон Варюха меня понимает. И повоевать отпустит.
– Вали. А мы сухарей насушим и блиндаж построим, – засмеялась Варя.
До сухарей дело не дошло. За несколько дней все встало на свои места. По телевизору показали обычные новости, на которых пояснили, что произошли небольшие беспорядки и что виновные наказаны. И что опять «в Багдаде все спокойно».
А вскоре и телевизор сломался совсем. Не говорил и не показывал. Мы сняли с него заднюю крышку и по очереди с умным видом тыкали паяльником и отверткой в разные места.
В итоге ничего не вышло, но из телевизора получилась неплохая тумбочка.
Метаморфозы
В Лениной квартире я и Варя прожили около полугода. Съехали мы внезапно.
– Я попал на деньги, – объявил нам как-то Ленчик. – Должен квартиру. Возможно, и ее не хватит, чтобы расплатиться. Надо подумать, где мы будем жить.
В этот раз подумала я. Помощь оказал Алексей Павлович Романов. У одного его друга-собутыльника пустовала комната. Друг нашел женщину в деревне и был не против того, чтобы на его жилплощади кто-нибудь временно разместился, тем более что желающих для этого оказывалось мало: в комнате из удобств были окна, дверь и батарея. А в аварийном доме под снос, где она находилась, были общие сортир, холодная вода и кухня, полная тараканов. За пару бутылок водки в месяц мы договорились.
Варе было неудобно проситься жить обратно к матери, да еще с мужем, и она попросилась пожить с Леней у меня. Естественно, я согласилась. Во-первых, опыт совместной жизни уже был, во-вторых – будут помогать расплачиваться бутылками, ну а в-третьих – я не могла оставаться наедине со своими мыслями.
Вскоре мы втроем переехали и бурно отпраздновали новоселье, пригласив на него всех знакомых, в том числе и Романова. Соседкой нашей по комнате была старушка – божий одуванчик: вся беленькая, подвижная, веселая. Она на удивление спокойно отреагировала на необычную компанию, въехавшую в квартиру и в первый же день устроившую шумный сабантуй. Жила эта старушка с дедом, с которым развелась в молодые годы, и часто уезжала в гости к многочисленным детям, внукам и правнукам. Несмотря на преклонный возраст ее и ее сожителя, они постоянно ругались, используя для крепости выражений мат, что очень не шло к их внешнему облику. При этом старушка грозила деду выгнать его на улицу, напоминая, что комната ее, а он ей никто.
Короче, с соседями нам повезло.
Не повезло только со временем. Оно скакало как сумасшедшее, то останавливаясь, то стремительно меняя все вокруг, и не в лучшую сторону. Варин Горзеленхоз обанкротился или был разворован до такой степени, что сторожить стало нечего, и Варя попала под сокращение. Ей выдали денежное пособие и посоветовали обратиться на биржу труда. Там поглядели на
