меня собирали как пазл. Я был в хлам, мотоцикл в хлам. Такой, знаешь ли, полноценный набор «Сделай сам». Пока хирурги занимались кройкой и шитьем, мои ребята жестянили ласточку. Когда все, казалось, было готово, выяснилось, что ни она, ни я не едем. Я вдруг понял, что боюсь. До чертей боюсь. И это была единственная проблема. Посмотри на себя. Думаю, у тебя те же яйца в тот же профиль. Подай-ка мне вон ту бадью с травой. Сдается мне, у нас в зале стадо травожующих. С утра уже стог сена сожрали.

Энди наблюдал, как Том месит что-то в миске огромными ручищами с обгрызенными ногтями, словно это был не салат, а бетонный раствор.

— Не парься, малыш. Как только перестанешь бояться, так сразу и сможешь. Верь профессионалу. По-любому.

— Спасибо, Том.

— Палка, она не мотоцикл, хотя допускаю, что норовистая тварь. Подойди к ней так, чтобы она поняла, сопротивление бесполезно. И давай, накати-ка мне чайку, дружок.

— С удовольствием.

— И себе плесни красителей.

Энди хотел улыбнуться, но лишь грустно усмехнулся. Он налил в кружку кипятка и подал Тому.

— Почему ты пьешь только кипяток?

— Потому что лучше воды может быть только горячая вода. Философия, брат!

Мальчишка заварил себе кофе. Растворимый. Не кофе, в общем-то, а так, суррогат. Он смотрел, как повар шинкует рыбу, словно это и не рыбы вовсе, а бескостная субстанция и думал. Ничего конкретного, но в то же время плотно и безостановочно. И Стив, и Капли Дождя, и Том говорили ему одно и тоже. Хочешь, значит, пойди и сделай. Или нет, по-другому. Не сделаешь, не получишь. Он даже почувствовал внутри некое подобие злости. Хороший как побудительный момент признак …

— О-о-о! А вот и коренное население континента! — воскликнул Том, завидев в дверях Мартина. — Привет, хозяин земли!

— Привет, покоритель ветра, — в ответ улыбнулся парень. — Привет, Энди.

— Привет.

— Решил посмотреть, не съел ли я твоего названного брата? — продолжая членить рыбу, спросил повар.

— Вижу, не успел еще.

— Костлявый больно. Не наешься, разве что в зубах застрянет. Как там Тиа?

— Прислала вам кукурузные лепешки с фасолевым пюре…

— Если я когда-нибудь женюсь, то возьму ее в жены. Отдашь?

— А почему ты не спрашиваешь меня? — театрально вступил Энди.

— Надеюсь договориться с тобой отдельно, — улыбнулся Том, показательно осматривая нож.

— Тиа переживает, что вы проголодаетесь ночью.

— Обижаешь. Плох тот повар, что сидит голодным.

— Забрать тебя после смены? — поинтересовался Мартин, протягивая Энди миску, завернутую в полотенце.

— Нет. Хочу позаниматься немного.

— Чем? — удивился тот.

— Мышцы потренировать. Совсем распустил…

— Ты с ума сошел?! Тебе нельзя! Ты еще не совсем…

— Вот потому и надо уже начать. Боюсь, что когда я стану совсем, и они тоже будут совсем.

— Не знаю, что Тиа скажет. Она меня убьет.

— Не убьет. Думаю, в последний момент пожалеет.

Мартин еще пытался отговорить его, но Энди стоял на своем. Том молча наблюдал за развитием событий, улыбаясь в усы и пожевывая язык. Он всегда так делал, и Энди это умиляло. Рокеру нравилась решительность мальчишки. Сможет. Этот точно сможет. Преодолеть себя — уже половина успеха, остальное — дело техники.

Энди едва дождался, когда клуб опустеет. Ему не ждалось, но выхода не было. Время растянулось в бесконечную резинку и, казалось, предела ее эластичности нет. Парень вышел в зал. Народу немного. Понедельник. Шоу сегодня нет, поэтому посетители вяло допивают напитки. На танцполе тоже немноголюдно, и мальчишка решил разогреться. Мозг словно после химчистки. Мысли аккуратно настилаются одна на другую. Такие законченные и логичные. Их словно отгладили и сложили стопкой.

Нужно придумать, из чего соорудить спортзал. Спасибо, Стив. Мне как никогда пригодится все, что ты говорил и объяснял. Может быть, будет немного трудно, но это не самое страшное. Неужели я не преодолею себя совместно с шестом после того, как преодолел себя несовместного с жизнью? Жаль, ты не увидишь, Рой, но все равно я сделаю это ради тебя. Я обещал подарить тебе танец, я подарю. Неважно, нужно тебе это или нет. Мне нужно. Пусть все сначала, но я хотел танцевать и буду. Наверное, это то немногое, что ты не отнял, а значит, есть, за что зацепиться. Капли Дождя ходил собирать мою душу. То ли не всю собрал, то ли она усохла, потому что ее как-то мало, и она стала жестче. Болтается не по размеру. Он говорит, что сердце отдано. Пусть так. Так проще. Не надо думать, куда селить любовь. Нет для нее места и хорошо. Как там Стив говорил? А, существовать параллельно ей. Тоже выход. Почему нет? А еще мотивация. Для чего все это нужно? Для чего же это нужно? Так, отложим на время, раз ни хрена эта мотивация не работает. Стив даже не предполагал, что давал не просто уроки танца или еще чего-то. Это почти руководство по выживанию. Чего-то… Чего-то… Чего-то не было уже почти два месяца. Черт! Даже не вспомнить, как это было. Рой, как мне всегда нравилось твое тело… Нравилось? Можно подумать, сейчас не нравится. Черт, только этого не хватало! И все-таки что-то тянет в груди. Остатки сердца, что ли отторгаются? Или в них не помещаются остатки любви? По-любому больно, но уже терпимо. Значит, выживу. Главное теперь не вырастить на этом месте новую впитывающую губку. Я теперь один, и при мне свобода, будь она неладна! Ну, раз есть, значит остается только владеть. Да-а-а. Отличный урок. Усвоен досконально. Жаль. Я так любил тебя, Рой. И сейчас люблю. Не взирая ни на что, люблю, но это уже только мои проблемы. Остался должен. За всю жизнь не расплатиться. Но ничего. Подожди немного, я как-нибудь выкручусь. Держит. О, как это держит! Хорошо, что карта была заблокирована, хоть эти деньги отдавать не надо. Не сильно утешает, но уж как есть. Бедняга Шон. Рой не смог бы тронуть тебя. Нет, никогда. А шест я покорю. Не волнуйся, Стив, я все помню. Лучше бы он выбил из меня мозги. Их бы точно никто собирать не стал. Все и решилось бы само собой. Лучше не думать. Проклятые воспоминания! Где вы только прячетесь? Уничтожил бы, растер в пыль, так не могу найти. Размазаны повсюду тонким масляным слоем. Впитались уже…

Пока Энди размышлял, не заметил, как остался один на танцполе. Последний посетитель, вяло заплетаясь, покинул клуб. Погасла музыка, поблекли лампы. Все как-то разом выдохнуло и затихло, погружаясь во мрак. Парень поднялся на сцену. Погладил шест. Попробовал сделать что-то. Вот именно, что-то. Не вышло. Движения отозвались болью. Тупой, словно кто-то ударил по костям деревянным молотком. Боль внутренняя, глухая, какая-то отдаленная. Мальчишка повторил движения. Тяжело. Нужна хорошая растяжка. Мышцы скованные, неэластичные. Да и тело негибкое. Как будто слежалось. А что, если в следующий раз потратить свободное время на занятия? Да-а. Ожидал, конечно, большего. Нет, так дело не пойдет. Все гораздо хуже, чем было вначале. Труднее всего выгибаться назад. Проклятые кости! Ноют, словно кто-то вгрызается зубами… А-а-а, вот и мотивация. Слава богу, проявилась. Буду танцевать! Хочу этой власти над толпой! Хочу славы и денег. Погоди, Рой. Я постараюсь. Хочу, чтобы ты понял, наконец, я был чист перед тобой.

Энди почувствовал, как внутри груди поднимается ком, словно кто-то выдавливает его из кондитерского мешка. Зараза! Опять кровоточат жалкие обрывки сердца. Впору прижигать каленым металлом, чтобы заткнулись.

Парень был рад, что дома никого. Он отхлебнул лимонада и пошел спать. Ему хорошо одному. Участие, которое выражают окружающие, ранит. Надо бы вырастить оболочки для души. Они еще тонкие, мягкие, уязвимые. Убить бы их как-то, чтобы они засохли, превратившись в непроницаемую корку.

Не спится. Устал как собака, но не спится. Мысли мешают. Копошатся муравьями в термитнике. Парень услышал, как щелкнула дверь. Тиа. Она подъехала и заглянула в комнату. Энди закрыл глаза. Ему показалось, он почувствовал, как взгляд девушки скользнул по его лицу. Он мягкий, теплый, но все равно чувствительно. Ее появление стряхнуло со стола его памяти все мысли. Нужны деньги, чтобы у Тиу были ноги. Парню вдруг стало жарко, и он покрылся потом. И куда он ходил искать мотивацию? Вот она. Здесь. Умница Тиа. Не ноет… Энди вдруг понял, что ни разу не слышал, чтобы она жаловалась на что-то. А он не может себя загнать на металлический столб. Мальчишка ничего не знает, кроме того, что четыре