А они все еще не вернулись.

Если Илрит умрет, я буду свободна? Смогу ли покинуть это место? Или исчезну? Я смотрю на метки на предплечьях. Они все такие же четкие, как и раньше. Даже старые линии, которые Илрит дал мне много лет назад… Должно быть, с ним все в порядке. Не знаю почему, но мне кажется, что я бы знала, если бы он умер.

Наконец, на горизонте показался силуэт, окрасившийся в темно-красный цвет в лучах зари, пробивающейся сквозь воду. Я не знаю, от чего это — от красноватой дымки, которая стала еще хуже, чем была с момента моего приезда, или от крови.

Я прищуриваюсь и не сразу понимаю, что это Илрит. Каждый удар его хвоста кажется слабее предыдущего. Его плечи ссутулились. Он не делает ничего, кроме как дрейфует.

Наклонившись еще дальше к китовым костям, я напрягаю свои невидимые путы, когда все его движения прекращаются. Руки Илрита затекли, голова повисла. Ждать, когда он снова начнет двигаться, — мучительно.

— Лорд Илрит? — думаю я, представляя, как мой голос звучит только в его голове.

Он все еще не двигается. Мое сердце начинает колотиться. Он слишком долго был неподвижен. Что-то серьезно не так. Как это может быть не так? Я видела это чудовище…

— Лорд Илрит? — думаю я, уже громче. Мне все равно, кто услышит. Пусть слышат все. Может быть, это разбудит кого-нибудь еще, и мне не придется чувствовать, что его жизнь вдруг стала моей обязанностью.

Почему никто больше не проснулся? Почему все они не помогли ему?

По-прежнему никакого движения. Никаких изменений. Он неподвижен, как смерть.

— Кто-нибудь, помогите ему! — кричу я мысленно. — Герцогу Илриту нужна помощь!

Ни от поместья, ни от герцога нет никакого движения, над морем разгорается холодный рассвет.

Глава 7

Есть инстинкт, который проснулся во мне с того момента, как я впервые ступила на борт судна в качестве капитана: ни один мужчина или женщина никогда не останутся в стороне.

Не при мне.

Никто не будет оставленным, брошенным, покинутым, отвергнутым или игнорируемым. Каждая душа стоит того, чтобы нырнуть в самое бурное море, чтобы спасти ее. Какой бы мрачной ни была ситуация на поверхности, если есть хоть проблеск надежды, если во мне есть дыхание, я буду той рукой, которая протянет руку.

Этот инстинкт сильнее любой неприязни, которую я испытываю к этой сирене. К этому добавилось чувство бесполезности, в котором я пребывала всю ночь, наблюдая за происходящим. Бесполезность усиливается во мне.

Не обращая внимания на удерживающий меня магический трос, я спускаюсь с китовой кости. Тросы натягиваются, пытаясь удержать меня. Невидимые руки вцепились в меня, дергая за кожу. Нет. Я стискиваю зубы, мышцы напрягаются, ноги брыкаются. Я не буду больше сдерживаться ни секунды.

Между лопаток раздается хлопок. Я легко выплываю в открытую воду, которая еще несколько часов назад насмехалась надо мной. На секунду я оглядываюсь на клетку — предательски. Как ты смеешь, хочется сказать мне. Я всю ночь пыталась вырваться, а теперь магия срывается. Грубо.

Качая руками и ногами, я плыву так быстро, как только могу без помощи хвоста, внимательно следя за далекой стеной, за которой скрылись воины. Я ищу любые признаки чудовища, с которым они сражались. Не успел я опомниться, как оказался рядом с герцогом.

Его голова продолжает висеть, губы слегка приоткрыты. Он не вздрагивает от моего внезапного присутствия. Не дергаются плавники по обе стороны его лица. Круговые синяки опоясывают его живот и руки, есть еще несколько мелких царапин, но в остальном он выглядит вполне здоровым… Но внешность бывает обманчива. Я протягиваю руку и прижимаю ладонь к его груди.

Меня пронзает молния. Свет вспыхивает за моими глазами, такой же яркий, как при взгляде на солнце, на мгновение ослепляя меня, когда жгучая боль пробегает по новым и старым рисункам, впечатанным в мою плоть. Я шиплю, но отказываюсь отстраниться. Вместо этого я сильнее прижимаюсь к его груди.

Его сердце бьется, но слабо.

— Отлично, ты жив, давай. — Я не могу понять, благодарна я или нет за то, что чувствую его трепещущее сердце. Не то чтобы я особенно любила этого мужчину. Но… это не значит, что я хочу, чтобы он умер.

Я хватаю его руку и обнимаю за плечи. Боль стихает, но в глубине сознания я слышу бормотание. Трус… как посмел… сделать это... Как бы ни нервировали меня эти шепотки, я стараюсь не обращать на них внимания. Единственное, что сейчас важно, — это получить помощь. Я пытаюсь плыть, но это неудобно с его горой мышц, и я не представляю, куда его отнести.

— Фенни! Лючия! Шеель! Кто-нибудь! — Я представляю, как мои мысли эхом разносятся по всему поместью. Я вспоминаю лица каждого из них, когда произношу их имена, надеясь, что это с ними связано.

Может быть, я быстро учусь магии, потому что она работает.

— Ваше Святейшество? — Мягкий голос Лючии так же нежно бьется о мои мысли, как небольшая волна о корпус корабля. Странное ощущение, когда я не вижу собеседника. Хотя и не такое нервное, как могло бы быть, если бы в глубине моего сознания уже много лет не звучала песня.

— Святейшество? — Это слово пронеслось в моей голове в замешательстве.

— Да, ты подношение, святое продолжение нашего Господа…

— Герцог Илрит ранен! — пробурчала я, чувствуя, что объяснение затянется дольше, чем нужно. Отмеченный старыми богами, считается святым, поняла.

— Что? — В одном этом слове столько недоумения.

О, черт… Она слышала мои другие мысли? Вот тебе и быстрое обучение. Я сосредоточилась на двух словах:

— Иди сюда! — Молодая женщина поднимается с одной из коралловых башен грандиозного поместья Илрит. — Сюда!

Она поворачивается и наконец-то видит нас: мы как раз пересекли небольшой промежуток между стеной и поместьем. Ее губы раздвигаются. Широко раскрыв рот, она пропела резкую ноту. Я узнаю сигнал тревоги, когда слышу его.

Вторым появляется Шеель, с деревянным копьем в руке он выходит на балкон. Фенни тоже плывет над крышами, орудуя коротким мечом из заточенной кости, и выглядит на удивление грозно для женщины, которая до сих пор казалась только зажатой и матроной. Лючия уже на полпути к нам, и Шеель быстро догоняет ее.

— Что ты делаешь вне своей камеры помазания? А подношение не должно вступать в контакт с другими, чтобы не нарушить свою отстраненность от этого мира! — рычит он на меня, обнажив зубы. Я заметила, что у него шесть клыков — четыре сверху