– Не, не сунется он сюда, – трезво оценил такой шанс начальник Уездного отделения. – Во всяком случае, в Крым. Стеценко, конечно, сволочь ещё та, но не дурак же: понимает, здесь его опознают и прихлопнут, как миленького.

Георгий Ломанидзе горько посетовал:

– Да зачем его вообще выманивать? Шлёпнуть прямо там – что, у нас некому?

– Приказали – значит, есть такая необходимость, – сказал, как припечатал, Смирнов. – Надо крепко подумать – и что-нибудь да придумаем.

– Следует предложить и этому Стеценко, и его хозяевам нечто заманчивое. И для англичан, и для монархистов, – подумал я вслух. – Скажем, обращение от пары-тройки здешних контрреволюционных организаций, которым необходима связь с зарубежными центрами.

– Что, у меня тут под боком контра зашевелилась? – вскинулся Смирнов.

– Надо, чтобы в это поверили Стеценко и кто там над ним, – успокоил я начальника. – И обязательно – чтобы об этом узнали англичане. Сочинить такое сообщение, чтобы их заинтересовать.

Георгий быстро сообразил:

– Ну, дезу состряпать можно. А как передать?

– Нормальная оперативная задача, – невольно улыбнулся я.

(Как-то сразу выстроилась цепочка действий. Информацию о том, что здесь и на материке несколько групп монархистов ищут контакта и поддержки, должна уйти в Константинополь по каналу, которому полностью доверяют и англичане, и эмигрантские благородия. Диппочтой от английского представительства в Батуме, например. И прежде чем отправить, его непременно прочтут разведчики: их не может не быть в зарубежном представительстве. Прочтут и скопируют, и оповестят свою вышестоящую и заинтересованную в подобных контактах резидентуру. Константинопольскую – какую же ещё. Письмо в Представительство для передачи с диппочтой должен передать доверенный человек. Такой, которому англичане доверяют. Например, Нина Лаврова – надеюсь, к тому времени и наши с нею занятия языком продвинутся достаточно далеко, и леди Энн-Элизабет ещё не уплывёт в свой Альбион.

Но письмо должно быть направлено самому Стеценко и от человека, которого он знал как своего соратника. Надо такого найти.)

Последнюю фразу я произнёс вслух и на неё отреагировал Смирнов:

– Спрашивать-то мы умеем, да потечёт ведь слух, что ЧК ищет людей, знакомых с бывшим капитаном врангелевской контрразведки.

– Не прямо же спрашивать, а так, между прочим. – Я уже мысленно прокручивал следующие ходы. – И тех прежде всего, кто в принципе может пойти на сотрудничество с нами. Например, делает хорошую карьеру в соворганах…

– Таких сейчас тоже хватает, – с оттенком досады сообщил Ломанидзе.

– Пару-тройку кандидатов я вам сразу назову.

– И запросим Симферополь, Евпаторию, – поддержал Смирнов, – а вот в Керчи, думаю, вряд ли кого наскребём.

Георгий же сразу перешёл от слов к делу и обратился ко мне:

– Так, давай. Кто там у тебя на карандаше?

– Надо тщательно проверить личные дела Петровского, Пётр – отчество уточните, Саввич, кажется, он сейчас собирается перейти из вашего угро в ревком. И такого себе Яковлева, Евгения Васильевича – он, видимо, проходил регистрацию. Нынешнее местонахождение их обоих – вот это, – я написал на листке адрес.

Начальник Уездного отделения согласно кивнул.

– Займись, Георгий.

Я же продолжил:

– По этому же адресу обретается Мария Муравская.

Смирнов недоумённо поднял брови – что, мол, за баба. Пришлось пояснить:

– Это по мужу покойному она Муравская, а так – дочь генерала Новицкого, вдова и свояченица двух белых офицеров.

Заметив, как блеснули глаза Смирнова, я напомнил ещё раз:

– Только аккуратно всех, и её тоже, выспросить и проверить – не «пересекался» ли кто из них со Стеценко. Так, чтобы можно было дальше использовать в оперативной работе.

Что сбылось и не сбылось

Ночь в одиночной камере не прошла даром. Бывший кавторанг Матусевич продумал всю линию защиты, вспомнил, кто из офицеров-свидетелей той Мариупольской истории пережил войну и ушёл в эмиграцию, – а таких не слишком много, – и теперь готовился «дать бой».

В допросной Симферопольского отдела, куда его ввёл конвоир, был только знакомый по предыдущему эпизоду следователь Каширин.

– Доставлен по вашему приказанию, – отрапортовал конвоир.

– Хорошо. Пока свободен, – кивнул Каширин и любезно предложил: – Садитесь, Матусевич. О чём сегодня петь будем?

Леонид, ещё даже не опустившись на табуретку, заявил:

– Да, я признаю, что воспользовался добровольно переданными мне документами кондуктора Игнатенко. Можете спросить у него лично – он подтвердит, что…

– Само собой, – перебил его Каширин. – Вот сейчас сплаваем в Бизерту и расспросим.

– Так Николай Игнатьевич в Бизерте? – искренне удивился Матусевич. – А я и…

– А вам-то что за печаль? – даже не стал дослушивать следователь. – С вас спрос, вам и ответ.

– Да, я понимаю, это нарушение, но использование чужих документов было вынужденной мерой, – тщательно обдуманная за бессонную ночь фраза должна была прозвучать убедительно.

Леонид Матусевич ещё и добавил:

– Старших офицеров ведь поголовно…

– Мне-то вы эти сказки не рассказывайте, – усмехнулся Каширин. – Кого-то зацепило, а кого-то и нет. Сейчас вот вообще амнистией попахивает.

– Неужели правда?

– Вас-то это каким боком касается? – уже далеко не любезно бросил следователь. – С вас, вашблагородь, спрос особый – за передачу карты минных полей.

– Нет-нет, это всё лейтенант Теодор Ломман! – быстро вернулся к ночной заготовке Матусевич. – Он же и руководил постановкой мин, и составлял карту. Это никак не входило в мою компетенцию, я же не лоцман и не минёр.

– Штурман, – вроде как подтвердил Каширин.

– Да, штурман. Самая мирная офицерская морская специальность, – прямо глядя в глаза следователю, с некоторой даже гордостью поведал Матусевич.

– Передать карту… Провести эскадру по безопасному фарватеру… – будто в раздумье перечислил следователь.

– Как штурман, от проводки кораблей отказаться я не мог, – дёрнул плечом бывший капитан и добавил: – В принципе, это вообще дело разовое и рутинное.

– …И за эдакую рутину, – в тон подхватил Каширин, – вас сразу производят в кавторанги, переводят в Севастополь, ставят над целой флотской бригадой.

– Ничуть не сразу, – запротестовал Матусевич.

– Ну да, конечно, – согласился следователь и продолжил, демонстрируя отменное знакомство с послужным списком: – Сначала комендантом в Очакове, затем в Керчи, а потом уже в Севастополь.

– Во флоте тогда был жестокий дефицит кадров, – Матусевич постарался, чтобы эта реплика прозвучала уверенно. – Умелых офицеров быстро продвигали.

– …А потом оставляли для конспиративной работы здесь, – подхватил следователь.

– Это совершенно безосновательная инсинуация. – Возражение входило в состав ночной заготовки, так что прозвучало вроде бы убедительно. – Ни один человек в мире не скажет ничего такого.

Но Каширин только рукой махнул:

– Такого не такого, это потом… А вот кто именно загребал на ялике к вражьей эскадре и кто подал белому капитану с поклоном карту минных полей, один человек очень даже скажет.

– Не может быть… – прикусил губу Матусевич.

– Это