Шрифт:
Закладка:
Но игра, черт возьми, стоит свеч! Потом мои мысли перенеслись на Галочку. Может, я слишком суров с ней? Может, мои амбиции, планы покорения мира – мираж? А на самом деле она самое дорогое, что есть и когда-либо будет у меня… Все может быть.
Потом мое внимание переключилось уже на доносившиеся извне звуки и запахи. Из магнитофона неслась негромкая музыка, слышались отдельные реплики, смех.
Судя по запаху жареного мяса и другим не менее приятным запахам, на поляне шла активная подготовка к застолью. Я подумал даже, что моим новым знакомым вопреки моим же опасениям удалось-таки вызволить пленника из лап бандитов и что именно этим объясняется и их приподнятое настроение, и их приготовления к банкету.
Чуть позже я даже высунул голову из палатки, чтобы убедиться в этом. Но никакого пленника на поляне не было. В пяти шагах от меня Гриша очищал луковицу, вытирая слезы, давясь при этом еще и от смеха и от избытка чувств. Рядом его отец бился над приготовлением салата.
Неподалеку от них на откуда-то появившемся мангале жарился шашлык. Над ним с отрешенным видом в белом переднике священнодействовал элегантный и невозмутимый маэстро Зуев. Сбоку высилась гора хвороста, на костре что-то варилось в закопченном ведре. Я рывком выбрался из палатки.
– Не плачь, девчонка, пройдут дожди! – пропел я и взъерошил Грише волосы. Тот счастливо посмотрел на меня и скорчил мне страшную рожу.
«Вот она, юность! – позавидовал я про себя. – У парня девушку увели, друга захватили бандиты. Он переживает, но… все равно прямо прет из него радость!»
– А у тебя, тезка, как дела? – поинтересовался я, повернувшись к Зуеву. – Все под контролем?
– Абсолютно! Полный порядок! – заверил он. – Обыск, как ты и предполагал, ничего не дал. Женьку не нашли. Единственный свидетель его похищения, Копченый, не только отказался от своих показаний, но еще и грозится подать на нас с участковым в суд за клевету и через суд же добиться денежной компенсации за моральный ущерб, нанесенный этой клеветой его доселе незапятнанной репутации. Как-то так!
Я кивнул – этого и следовало ожидать.
Бандюки и Пельмень, по его же словам, на людях изображали из себя невинно оскорбленных – только слезы из глаз не капали. Знать, мол, не знаем ни про Чернова, ни про Тихонов луг – сроду там не были. Не говоря уже про похищение человека. Как только язык поворачивается наговаривать на них такое? При их-то нравственных принципах.
А без свидетелей заверили коммерсанта, что с неприятностями у него теперь не заржавеет. Особенно рьяно наезжал на него Ромео. Зуев не понравился ему с первого взгляда в больнице. Теперь его неприязнь переросла в аллергию.
– И я почему-то верю этим славным парням, – признался со смешком Валерий Петрович. – Представляешь, перспективочка? Лучше не бывает! Все хорошо, прекрасная маркиза!
И он принялся мастерски отбивать чечетку. Гриша смотрел на него изумленно, Вениамин Тихонович – растерянно. М-да! Все это попахивало истерией. Тезка старался не потерять лицо, но как он сейчас был не похож на того самонадеянного щеголя, еще утром изображавшего из себя Юлия Цезаря: «Пришел, увидел, победил!»
«То ли еще будет, ой-ой-ой!» – мелькнуло у меня в голове, и я побежал к реке.
История Чернова
Минут через сорок мы чинно расселись на раскладных стульчиках вокруг организованного тезкой столика.
– Вообще-то повода для банкета нет никакого, – признался Валерий Петрович и прибавил, указывая на заставленный разными вкусностями стол: – Придется устраивать его без всякого повода. Не пропадать же добру!
– Пир во время чумы! – поддакнул Вениамин Тихонович. Это был чудесный летний вечер. Дневная жара спала, солнце медленно катилось к закату. От Зеленой пахнуло речной сыростью, потом со стороны Тихонова луга – ароматом свежескошенной травы. Прелесть! В траве еще трещали кузнечики, на вершине Терема вертела хвостом любопытная сорока, где-то неподалеку отсчитывала наши года кукушка…
Мы сидели у ритуального костра, наслаждались зуевским шашлыком, смаковали зуевский коньяк, вели неспешный разговор. Я не отношусь к числу тех русских людей, которые не знают и не признают никакой меры в выпивке. Обычно мне хватает трех-четырех рюмок водки, после которых я практически трезв, но при этом мне весело и комфортно. В подобном состоянии я готов разговаривать и петь песни до утра.
Мои знакомые оказались из той же породы. На душе у них, что бы они там ни говорили и как бы ни храбрились, скребли кошки.
– Ваши предсказания, увы, сбываются, – задумчиво и чуть заискивающе проговорил Вениамин Тихонович, иронизируя над собственной наивностью. – Мы действительно собирались во время поисков Жени немного отдохнуть на природе, а теперь осознаем, что можем вляпаться во что-то опасное. Уже вляпались…
Но оставить человека в беде… Ведь никто, кроме нас, и пальцем не пошевелит для его спасения. Кому, ну кому нужен этот больной полусумасшедший юноша?
– Па, ну чё ты все вокруг да около? И всегда так! – напустился на него Гриша. – Дядь Валер, нам нужна твоя помощь!
– Не буду вокруг да около и я, – засмеялся я. – Это дело зацепило меня, и я готов присоединиться к поискам вашего соседа вопреки предостережению моего усатого друга. Присоединился уже! Раньше вас. И кое в чем преуспел. Но все же давайте поговорим о Чернове. Чтобы прояснить ситуацию.
Я отхлебнул глоток коньяка, по привычке прикрыл глаза, потом мечтательно ухмыльнулся, взглянул на небо, помолчал. Гриша подбросил в костер охапку хвороста и сел на место.
– Вот вы сказали: «Кому нужен этот больной полусумасшедший юноша?» – задумчиво проговорил я. – А меня поражает другое: он нужен всем! И именно в этом, а не в отсутствии к нему внимания и заключаются все его проблемы…
Хорош коньячок! В Барнауле такой
