Зуев в традиционной своей иронично-напористой манере, хитровато поблескивая карими глазами, пояснил, что не привык откладывать дела в долгий ящик и сразу отправился в Тихоновку решать проблему.

– Как тот алкаш из анекдота, – прикололся он. – Чё думать? Прыгать надо!

Он тоже не сомневался в том, что бандиты прячут Чернова там, где обосновались сами, – в доме Мамочкина. С этим предложением он и приехал к участковому. Тот, ухмыляясь, выслушал его, почесал затылок и, рассудив здраво, пришел к выводу, что оснований для получения ордера на обыск маловато. К тому же Половников не горел желанием связываться с бандитами.

«Но придется… – какое-то время спустя сдался он, уставившись на настырного коммерсанта оловянными глазами. – Ты ж, Валерк, все равно не отцепишься. Еще и шефу моему настучишь. А он и без того зуб на меня точит – спрашивает, кто в Тихоновке хозяин: я или Мясник».

Валерий Петрович рассмеялся. Этот же вопрос задал на днях самому начальнику милиции глава администрации района.

«По коням! – выдохнул, что-то придумав, участковый. – Есть варианты!»

Уже в машине он пояснил, что у Пельменя присматривает за свиньями некий пьянчужка по кличке Копченый.

«Его и раскрутим! Мой клиент! Он за бутылку не только Пельменя – мать родную продаст. Мне ли их, алкашей, не знать – всю жизнь с ними промучился, – ухмыльнулся милиционер. – Так что еще не вечер. Давай к магазину!»

Далее тезка рассказал, что, купив у Галочки бутылку водки и батон колбасы, они принялись «колоть» Копченого. Тот какое-то время строил из себя чуть ли не вора в законе, смотрел на водку с большим презрением и даже порвал на своей чахлой груди рубаху, доказывая, что он не сука. Свинарь при коммуняках отсидел три года за кражу семи мешков дробленки.

Но непреклонность Копченого таяла на глазах. Изо рта потекли слюни. Руки судорожно дергались в направлении бутылки. Помявшись, он признал, что видел, как вчера утром братки вытащили из багажника БМВ и проволокли в сарай какого-то доходягу. Позже он слышал его крики.

«Должно, бабки выколачивали!» – авторитетно рассудил свинарь. Сердце Зуева дрогнуло от предвкушения удачи. Участковый потребовал описать доходягу. Приметы сходились: высоченный, тощий, белый как снег. После этого осталось лишь дозвониться до райотдела.

– Обыск назначен на 9:00, – торжественно объявил тезка и, взглянув на часы, прибавил: – И через семь минут начнется!

Мои новые знакомые были возбуждены и радостны. Надежды на освобождение Чернова связывались у них с некоторым даже разочарованием. Только приехали – и сразу назад. Проблема-то решена! Облом! Не успел даже и начать отдыхать.

– Как и должно быть, если делом заниматься серьезно, – вроде бы небрежно, но определенно покровительственно улыбнувшись мне и подмигнув Грише, заявил Зуев. – Пришел, увидел, победил! Но… денька два-три мы еще позагораем здесь. Если честно – заботы осточертели! Как-то так.

Он церемонно пригласил меня на банкет по случаю освобождения Чернова. Я сдержанно кивнул. В моей душе восхищение боролось с недобрыми предчувствиями…

С одной стороны, я отдавал должное своим новым знакомым. Они не бросили человека в беде – это дорогого стоит. И Зуев – малый не промах, и делал он вчера все вроде бы правильно. С точки зрения такого «чайника», как я.

Но… Тихоновка – крошечная деревушка. Маневры вишневой «девятки» могли и не остаться незамеченными. Ведь только мимо дома Мамочкина она за пару часов проехала четыре раза, останавливалась через дорогу от него – у магазина, долго стояла возле хибарки Копченого и у ограды участкового. И обыск нужно было проводить вчера…

Короче, я не мог поверить в победу своего тезки над самим Мясником. Ну не мог, и все! Еще мне подумалось, что Копченый теперь не заживется на белом свете… Да и у самого триумфатора уже в ближайшем будущем возникнут о-очень серьезные проблемы. И к бабке не ходи. Боюсь, стрелковая подготовка ему вскоре может пригодиться.

Я, морщась от боли, поделился с ним своими опасениями. Заметно встревоженный коммерсант сразу направился к своей машине, а я заковылял в лес. Там меня долго рвало, буквально выворачивало наизнанку. Чуть живой я возвратился к палатке и, едва не плача от боли, ругая себя за педантичность, сделал-таки эти записи. Сейчас махну стакан водяры – и спать.

Глава 4

В черни

Мамочка же после засады на бугровщиков и их бегства все норовила отправить детей куда-нибудь подальше от скита: то рыбки половить, то землянички нарвать, то душички, то грибочков поискать.

Потом она заладила: «Хочу орешков, страсть как соскучилась по ним. Давай, Вань, отправим детей за орешками». При этом в ее прекрасных и синих глазах таился откровенный страх, а на устах играла тревожная растерянная полуулыбка.

Папочка крепко тогда рассердился на нее: надо пшеницу, рожь, ячмень жать, снопы вязать, да и сенца коровкам и лошадям на зиму не худо поболе запасти. Дорог каждый погожий денек, каждая пара рабочих рук, а тут сразу шесть аж на два дня придется лишиться.

– У тебя то грибочки, то орешки, – разворчался он. – Не по-людски это, не по-хозяйски. Глупости все, дурачество.

Но мамочка, пугливая безответная мамочка, которая всякий раз вздрагивала от скрипа дверей и громкого слова, сказала тихо, но твердо, с какой-то душевной болью: «Мы, Ванечка, слава Богу, пожили, дай и им пожить!»

Как отрезала! И папочка, суровый властный папочка, лишь рукой махнул. Он, правда, не отпустил в чернь старших – Лизу с Данилкой – без них ну никак не управиться. Не хотел папочка отпускать и его, Тишу. У мальчика даже сердечко сжалось от страха и от горя. Однако отправить совсем маленьких Соню и Алешу под присмотром еще несмышленого Мити даже и папочка не решился. Не говоря уже о мамочке. Да, и не знал Митя дороги в чернь.

А вот Тиша знал. Он в прошлом году ездил туда с дядькой Игнатом. Вспомнив про соседа, папочка обрадовался и решил отправить за шишками Митю, Соню и Алешу именно с ним, а Тишу оставить вязать снопы – больно уж ловкие и быстрые у него руки.

– Он ради моей дочки на все согласится, – посмеялся папочка, а Лиза покраснела. Однако