Шрифт:
Закладка:
И я все-таки подавился эклером. Реалист, кажется, осел без чувств. Скептик закусил кулак, чтоб не зарыдать в голос. Лишь фаталист был невозмутим: «Бери, бери еще пироженку! Вдруг последняя?».
Федор коротко, без замаха хлопнул мне по спине, но так, что у меня вылетели не только крошки из горла, но и, кажется, все пломбы из коренных зубов. Я вцепился в чашку с чаем и не выпускал, пока не выпил его весь.
— То есть Вы хотите сказать, — очень медленно и тщательно подбирая слова начал было я сиплым голосом.
— Нет. Ничего сказать я, Дима, не хочу. И ничего не скажу, будь уверен. Но теперь ты точно знаешь, почему сундуки улетели именно тем вертолетом. И находки какого масштаба и уровня там могли быть. — сухо прервал меня Второв. Я торопливо кивнул.
— Может, посмотрим, что там в твоем ларчике? Раз уж он лежал в такой душевной компании. И ведь надо же было нам на ту полянку выйти. Веришь ли, за год там излазили все вдоль и поперек, но ни поляны, ни пня на ней никто не нашел. Их и со спутников не видно, даже сейчас. Наше продвижение отслеживали мои аналитики, и метров за десять до поляны нас потеряли. Там, говорят, рельеф такой странный, небольшой участочек с неба вовсе не виден. Интересное место. Очень. И ларчик твой — не менее. Глянем?, — в его глазах начал разгораться тот самый, уже знакомый мне азарт.
— Давайте глянем, — мне и самому было интересно.
— Ты не будешь возражать, если моя группа анализа подключится по видео и тоже посмотрит?, — азарт уже не просто горел, а полыхал. Но я только кивнул. Мало ли что там будет, в сундучке со сказками? А эти, думаю, сразу разберутся, раз про них дед такого высокого мнения. Михаил Иванович куда-то нажал, и из столешницы снова поднялась прозрачная панель. Потыкав в нее пальцем, он откинулся на кресле и приглашающе махнул рукой на стол рядом. Вокруг нас начали поочередно загораться полупрозрачные экраны, словно висящие в воздухе. Внизу каждого из них были сложные имена или сетевые ники, с заглавными и строчными буквами, цифрами и специальными символами, по всем правилам информационной безопасности. На части из них были люди в наушниках и гарнитурах. На некоторых — просто аватарки. Над столом ярко вспыхнула лампа, очертившая идеально ровный круг примерно метрового диаметра. Я вздохнул, подтянул на колени стоявшую возле стула сумку, вытащил из нее ковчежец и осторожно поставил на стол, ровно посередине светового пятна.
— Судя по орнаменту, конец пятнадцатого века. Серебряные детали нанесены на более твердый материал, возможно, знаменитую Чернятинскую сталь, — с небольшими искажениями и помехами выдал один из экранов, на котором была аватарка какого-то мультяшного ученого: здоровенные очки, белый халат и полный хаос в оставшейся небогатой шевелюре. А я ещё думал, чего это сундук весит столько? А он, вон, вероятно, стальной полностью.
Я осторожно развел в стороны кованые щеколды, или как они правильно называются? В общем, пластины с прорезями, из которых торчали петли для навесных замков. И было их две, никогда таких модификаций не видел. Обычно или замок, или скважина для ключа одна и по центру. Тут не так — петли помещались на коротких сторонах ящика. Отверстий никаких не было вовсе.
Внутри ларца что-то едва слышно щелкнуло, и Федор тут же очутился между столом и Второвым. Как он только умудряется двигаться так быстро и так бесшумно? Я заметил появившуюся щель между крышкой и основанием ковчежца. Совать пальцы куда ни попадя меня с раннего детства отучил замурованный в стене поросенок — электрическая розетка. Она же, видимо, навсегда отбила всю тягу к физике, а заодно и к математике. Я поднял со стола ложку, которой ел пирожные, не такие удобные, как эклеры, некультурно облизал остатки под страдальческий вздох Федора Михайловича, и осторожно поддел верхнюю часть. Проведя влево-вправо, нащупал какое-то препятствие и чуть надавил. Петли на боковых гранях втянулись внутрь, а крышка распахнулась. Да, домовенок Кузя и его старший товарищ Нафаня удавились бы за такой хитрый сундук, это как пить дать!
Внутри крышка была украшена такой же тонкой ажурной серебряной работой, как и снаружи, но погуще, побогаче. В основании, на расстоянии примерно трех сантиметров от краев, было углубление, разделенное на пять неравных частей. Пространство между отсеками, как и рамка вокруг, было отделано алым бархатом. Слева лежала маленькая, с некрупное яблоко, шкатулка, кажется, золотая, по форме напоминавшая китайскую пагоду, судя по характерной форме крыши. Насечки и тончайшие линии складывались в какое-то подобие надписей, но ни начала, ни конца фразы найти я не смог. Странные символы, нанесенные на кровлю, никак не откликались в памяти.
Под шкатулкой в отдельном отсеке лежал явно древний перстень, утопленный в красный бархат точно посередине круга, вышитого золотыми нитями. Грубоватая работа, но видно, что не просто старинная, а прямо-таки эхо незапамятных времен. На перстне был изображен круг, внутри которого располагался то ли равносторонний крест, то ли цветок с четырьмя лепестками и выпуклой серединкой. Обрамляли круг два птичьих крыла, а внизу было подобие хвостовых перьев.
В отделении справа лежала серебряная коробочка, в которой на зеленой бархатной подушке в специальном углублении покоился неровный кусок темного камня с заметными красными и слабо заметными серыми прожилками. Рядом лежала шелковая лента с, кажется, арабской вязью, которая повторялась на стенках и крышке коробочки. Только на шелке была выведена пером, а на серебре — отчеканена.
Чуть выше него в своем отделении располагалось что-то вроде маленькой розетки для варенья, искусно вырезанной из какого-то красного минерала. В ней лежал еще один перстень, и тоже, видимо, золотой. На
