понимала, что с ней происходит, и боялась этого. Всю неделю ее преследовало странное чувство, вернее, сразу несколько чувств. Она сначала задыхалась, а потом чувствовала внутри себя пустоту, словно в ее теле ничего не было – ни костей, ни крови. Иногда возникало чувство физической боли, а иногда, что ее выпотрошили. На нее находило то беспокойство, то вялость. Периоды лихорадочной деятельности сменялись днями абсолютной апатии. Мартье сказала, что это из-за весны. Селина надеялась, что тут дело не в болезни, ведь такого с ней раньше никогда не случалось. Ей хотелось плакать. Дети в школе ее раздражали, и она вела себя с ними зло и несдержанно.

Он пришел в семь часов вечера в субботу четырнадцатого марта. Клас, Мартье и Рульф отправились на собрание в Нижнюю Прерию, оставив Селину с косичками и старым Якобом. Она обещала приготовить девочкам ириски, и работа была в самом разгаре, когда послышался стук в кухонную дверь. Вся кровь, что была в ее теле, прилила к голове и жарко застучала в висках. Он вошел. Селину сковала броня спокойствия и самообладания, сами собой прозвучали вежливые фразы: «Здравствуйте, мистер де Йонг», «Как вы себя чувствуете?», «Садитесь, пожалуйста», «В гостиной не топлена печка, придется нам побыть здесь».

Он помог ей растягивать клейкую основу ирисок. Селина подумала: «Интересно, умеют ли Гертье и Йозина ябедничать?» В половине девятого она уложила их спать, сунув между ними тарелку нарезанных конфет. И было слышно, как косички возятся и дерутся, ощутив редкую свободу в отсутствие родителей.

– Так, дети! – крикнула Селина. – Вы не забыли, что обещали папе и маме?

И тут же услышала, как Гертье ее передразнивает:

– Вы не забыли, что обещали папе и маме?

После чего последовал взрыв приглушенного хихиканья.

Первюс, очевидно, ездил в город, потому что вынул из кармана пальто мешочек с полудюжиной бананов – для фермеров деликатес из деликатесов. Сняв с двух из них шкурку, Селина отнесла бананы косичкам. Те с восторгом их слопали и тут же с набитыми животами уснули.

Первюс де Йонг и Селина сидели за кухонным столом, разложив перед собой на клеенке учебники. Кухню наполнял густой и сладкий фруктовый запах. Селина принесла из гостиной никелированную лампу, чтобы было лучше видно. Сквозь абажур из желтого стекла на них падал мягкий, золотистый свет.

– Вы не поехали на собрание? – чинно осведомилась Селина. – А вот мистер и миссис Пол отправились.

– Нет, нет, я не поехал.

– Почему?

Она заметила, как он сглотнул.

– Вернулся слишком поздно. Ездил в город и поздно вернулся. Завтра будем сеять помидоры в теплицах.

Селина открыла «Грамматику» Макбрайда.

– Хм! – Она кашлянула с важностью, подобающей учительнице. – Давайте сделаем анализ предложения: «Блюхер прибыл на поле Ватерлоо, как раз когда Веллингтон сдерживал последний натиск Наполеона». «Как раз» является частицей и относится к придаточному предложению времени. А Веллингтон – это…

Так продолжалось с полчаса. Селина старалась ни в коем случае не отрывать глаз от книги. Ее голос звучал с сухой деловой интонацией и глубоко внутри нее отзывался, как арфа отзывается на касание пальцами струн. Было слышно, что наверху возится старый Якоб, готовясь улечься спать. Потом все затихло. Селина продолжала смотреть в книгу. Но все равно, как будто ее глаза жили собственной жизнью, не могла не видеть его сильные руки. Тыльная сторона его ладоней была покрыта золотистым пушком, который становился гуще к запястьям. Там волоски казались темнее и заметнее. Не отдавая себе отчета, она начала молиться, чтобы Бог дал ей силы – силы противостоять этому кошмару и пороку. Этому греху, этой мерзости, которая не давала ей жить. Ужасная, незамысловатая и жалкая молитва, произнесенная словами из Библии:

«Господи, не давай мне смотреть на него и думать о нем. Не давай мне смотреть на его руки. Не давай смотреть на золотистые волоски на его запястьях. Сделай так, чтобы я не думала о его запястьях…»

– Владелец участка земли на юго-западе продает полосу шириной ярд и длиной сто пятьдесят ярдов на южной границе своего поля. Сколько он получит, если один акр стоит сто пятьдесят долларов?

С этой сделкой Первюс справился с большим успехом и начал сражаться с квадратным корнем из 576. Квадратные корни приводили его в отчаяние. Маленькой губкой Селина стерла его расчеты с грифельной доски. Первюс нагнулся совсем низко, пытаясь понять зловредные циферки, покорно выстроившиеся по велению ее карандаша. Селина бойко продолжала вычисления:

– …остаток должен содержать удвоенное произведение десятков на единицы, плюс квадрат числа единиц.

Он заморгал, полностью сбитый с толку.

– Итак, – беззаботно продолжала Селина, – умножаем два на число десятков, потом на число единиц, плюс квадрат числа единиц, и это то же самое, что сумма удвоенных десятков и единиц, умноженная на число единиц. Следовательно, – добавила она эффектно, – прибавим четыре единицы к сорока и умножаем результат на четыре. Следовательно, – с триумфом в голосе, – квадратный корень из пятисот семидесяти шести равен двадцати четырем.

Она часто дышала. В печке трещал огонь.

– Ну а теперь попробуйте сделать это сами. Мы все сотрем. Вот так! Что должен содержать остаток?

Медленно и неуверенно он взял доску. В доме было ужасно тихо, только слышался голос Первюса:

– Разность… удвоить… произведение… десятки… единицы…

Что-то в его голосе… какая-то нотка… тембр. Она почувствовала, что земля как-то странно стала уходить у нее из-под ног, словно весь дом слегка зашатался. Приятная нервная дрожь пробежала по рукам и ногам, защекотала позвоночник, бросая то в жар, то в холод.

– Плюс квадрат числа единиц, это то же самое, что сумма удвоенных десятков… удвоенных… десятков… десятков…

Голос замолк. Взгляд Селины перескочил от учебника на его руки – больше она не могла этому противиться. Они поразили ее. Эти руки были сжаты в кулаки. Тогда она перевела взгляд от кулаков к лицу сидевшего рядом мужчины. Она подняла голову и чуть отстранилась. Ее большие удивленные глаза встретились с его взглядом – с сияющей, слепящей голубизной на загорелом лице. Она отметила это дальним уголком сознания, которое еще не совсем покинуло ее. Потом его кулаки разжались. Голубое сияние жгло и обволакивало. Ее щека почувствовала холодную и шершавую кожу его щеки. Селина вдохнула сильный, страшный, дразнящий аромат близости – в нем смешались запахи табачного дыма, волос, свежевыстиранного белья и невыразимый запах тела. Эта смесь отталкивала и притягивала ее. Она одновременно противилась и тянулась к ней. Потом она почувствовала, что его губы прижались к ее губам, и она удивительным образом с жадностью и безоглядно ответила на их призыв.