он считал это удачей. Он понял, какое это было счастье в то самое утро, когда он наблюдал за «Плимутским призом», и людьми, на которых он будет полагаться в предстоящей кровавой схватке, изо всех сил, пытавшихся поднять якорь со дна. Потребовалось около десяти часов только для того, чтобы переоснастить и подготовить корабль, а потом люди оглядывались вокруг, как будто они впервые увидели «Плимутский приз». Это было невероятно.

В конце концов, с большим трудом и большим количеством сломанного снаряжения они снялись якорь и заставили «Плимутский приз» переместиться с того места на реке Джеймса, где он стоял.

Насосы ни разу не останавливаясь с той минуты, и за все время работы.

И за все тридцать часов, которые им понадобилось, чтобы приблизиться к острову Смита, Марлоу думал только об одном: я веду эту развалину   с этими людьми против банды разбойников, превосходящих нас численностью в два раза.  Банды, для которой убийство является такой же частью жизни, как лень и жалобы на «Плимутском призе».

Глава 9

Ддордж  Уилкенсон стоял в тени ординарной миссис Салливан, наполовину спрятавшись за краем здания, пытаясь сделать вид, что он и не прячется. Но на самом деле он это делал. Он внимательно следил за Элизабет Тинлинг, пока они с Люси пробирались через киоски в Базарный день на противоположной стороне улицы Герцога Глостерского.

Был прекрасный весенний день, по голубому небу плыли случайные белые облака, а с залива дул прохладный ветерок, сдувающий жару, вонь и мух. Погода, казалось, повлияла на всех, у кого были дела в Уильямсбурге.  Веселые настроения, улыбки, смех и общее дружелюбие сделали Уилкенсона еще более несчастным.

Он следил за ними весь последний час, с тех пор как они вышли из дома и пошли по людной улице, чтобы заняться покупками. Такой вид провокации ему совсем не нравился. В конце концов, он был одним из самых влиятельных людей в колонии, тем, кто управлял огромными владениями Уилкенсона, состоящими из кораблей, табака и рабов. Их все более прибыльный бизнес по импорту тканей, серебра, мебели, огнестрельного оружия и разного оборудования из Англии, пользовался большим спросом.

Их отец, возможно, благосклонно относился к своему задиристому и легкомысленному младшему брату, но Джордж знал, что именно он, тихий, методичный, человек скорее мысли, чем действия, был ответственен за превращение небольшого состояния Уилкенсона во все расширяющуюся империю Уилкенсона.

Он ждал возможности поговорить с Элизабет наедине, но Люси все еще следовала за ней, словно щенок.

Он блуждал своими глазам по молодой рабыне.

Прекрасный. Светло-коричневая кожа говорила о какой-то незаконной связи между хозяином и рабыней где-то в ее забытой семейной истории. На нее было приятно смотреть, и Джордж вполне себе представлял, что старый Тинлинг не отрывал от нее рук, даже имея такую жену, как Элизабет.

Общеизвестно, что Люси была влюблена в Короля Джеймса, угрюмого, порочного и мятежного плантаторного помощника Тинлинга.  Теперь он был мажордомом Марлоу.  Джордж все нал об этих африканцах и их ненасытных плотских желаниях. Его мысли блуждали в образа х -  Джеймс, развлекающийся с Люси, ее твердое коричневое тело, корчащееся под ним, запрокинутая голова, кричащую в экстазе, впившись своими пятками в резко очерченные мускулы на его пояснице, его сильные руки, сжимающие ее талию.

Он стряхнул с себя задумчивость, которая только возбуждала и отвлекала его, и сосредоточился на своей добыче. Он смотрел, как Элизабет обошла тележку с пирогами, затем повернулась к Люси и сказала что-то, чего он не расслышал. Люси кивнула и ушла по какому-то делу, а Элизабет осталась одна.

Уилкенсон вышел из тени и поспешил через улицу, пробираясь сквозь толпу мужчин и женщин, прогуливающихся в своих изысканных одеждах, рабочих в фартуках своего ремесла, оборванных рабов, отправленных в город по делам своих хозяев.

Он подошел, обдумывая, с чего он начнет разговор и как он это сделает.

«Вот опять, - подумал он, - разница между Мэтью и мной».

Мэтью был смелым и глупым, ввязавшись в драку, в которой, как он должен был знать, мог потерпеть поражение.  Джордж был другим человеком, он был хитрее.  Как снаряд пушки, выпущенный с большого расстояния, он убьет Марло, даже не видя его. Этот ублюдок будет мертв еще до того, как услышит выстрел.   Он хотел бы, что бы его отец мог видеть преимущество его путей перед Мэтью.

Он встал рядом с Элизабет и пошел вместе с ней: — Доброе утро, миссис Тинлинг.  — Он пытался сказать это, как человек, контролирующий ситуацию.

— Доброе утро, мистер Уилкенсон, — произнесла Элизабет, не глядя на него. — Вы уже устали гоняться за мной, прячась в тени, как какой-то карманник?  — Она повернулась к нему и улыбнулась.

Уилкенсон нахмурился и ничего не ответил. Ее красота всегда делала его немного неуверенным, а ее острый язык мог сбить его с толку.  Он всегда благоговел и завидовал способности Мэтью приблизиться к ней.  Он втайне чувствовал, после смерти ее мужа, что она должна была принадлежать ему, но у него никогда не хватало смелости проявить активность.

— Послушайте, миссис Тинлинг, нам нужно обсудить кое-что, — наконец выдавил Уилкенсон. Он представил себе огромное имение, которым он владел, сто пятьдесят рабов, которые жили и умирали по его приказу, и это придало ему новой уверенности.

Он подождал, пока Элизабет заговорит, но она промолчала, поэтому он продолжил. — Как вам, несомненно, известно, этот злодей Марлону убил моего брата.  На самом деле он убил его ради вас.

— Я не знаю, почему мистер Марлоу убил вашего брата, сэр. Я предлагаю вам спросить его самого.

— «Почему» все же имеет значение.  Он сделал это, и теперь он должен заплатить.

— Он убил вашего брата на дуэли. Если он каким-то образом смошенничал, то ваша обязанность, как секунданта Мэтью, была не допустить этого.

Уилкенсон посмотрел в ее голубые глаза. Было бы чистейшей чепухой предполагать, что Марлоу сделал что-то незаконное или аморальное. Он знал это с самого начала, знал, что Элизабет знает это тоже. Он уже решил, что не будет продолжать спорить.

— В любом случае, — сказал Уилкенсон, — он должен заплатить.

— Почему бы вам просто не вызвать Марлоу и не убить его в честном бою? Как он поступил с вашим братом.  Это то, что сделал бы любой мужчина. Она сделала небольшое ударение на слове «мужчина».

— Я имею в виду нечто гораздо более болезненное, чем пуля. Я хочу,