Бедная надзирательница осторожно засунула улитку обратно в пакет, стараясь свести контакт с ней к минимуму.

Она вернулась быстрее, чем я ожидала.

– Зоопарк просит привезти улитку! – сказала она. Не знаю, чего я ожидала от сотрудников Лондонского зоопарка, но точно не этого.

Господи! Я пыталась работать, и потеря сотрудницы в условиях жесткой нехватки персонала была крайне нежелательной. В то же время я не хотела, чтобы улитке причинили вред.

– Хорошо, я вызову тебе такси, – согласилась я.

В конце концов, зоопарк находился в Камдене, всего в пяти минутах езды отсюда. Я не думала, что это займет много времени. Мы положили улитку в большую картонную коробку, чтобы она источала слизь там.

Надзирательница и улитка уехали, а мне пришлось иметь дело с разгневанной нигерийской женщиной.

Заключенная, купившая улитку, была вне себя от злости. Разъяренная тем, что у нее забрали деликатес, она кричала и бушевала.

Это была полная женщина с длинными и острыми ярко-красными ногтями.

– Что это такое? – пыталась я получить ответ до того, как его дал бы зоопарк.

– Еда на ужин, – ответила она, даже не задумываясь о благополучии улитки.

– Ни в коем случае! – воскликнула я. – Вас временно отпускают не для того, чтобы вы покупали животных и готовили их живьем!

Она плохо говорила по-английски, но ее жесты было легко понять. Она пожимала плечами и размахивала когтистыми руками. Она не видела в этом проблемы. Наверное, в ее культуре улитки были такой же нормальной едой, как рыба с жареной картошкой.

«Ужин» оказался очень редкой гигантской африканской улиткой, которая может достигать 20 сантиметров в длину и жить до 10 лет.

В Нигерии они считаются деликатесом, и их часто называют «конголезское мясо». Я узнала об ужасающем процессе их приготовления. Сначала их варят живьем, извлекают из раковины, разрезают и либо жарят до появления хрустящей корочки, либо тушат с перцем и подают с рисом. Они оказались под угрозой исчезновения из-за вырубки джунглей.

Я запретила той женщине выходить в город. Ее перевели в другой корпус. Я не могла позволить заключенным покупать на черном рынке животных, находящихся под угрозой исчезновения.

Это само по себе было преступлением. Она явно купила улитку у какого-то недобросовестного торговца.

Тем временем гигантская улитка обрела замечательный дом в Лондонском зоопарке. Кто знает, может, она нашла себе партнера и теперь их дети ползают по зоопарку, оставляя за собой следы слизи? Мне бы хотелось в это верить.

11. Кто спустил собак?

Уормвуд-Скрабс, сентябрь 2003 года

– Если мы нашли это, кто может гарантировать, что больше ничего нет? – сказал Джордж Максвелл об обнаруженной леске. Он был прав. Мы должны были действовать быстро.

Охрана Хаммерсмитской больницы сотрудничала с нашей. Мы находились в постоянной коммуникации. Они перестали пускать людей на крышу и установили на ней сигнализацию, после чего крыша перестала быть нашей главной заботой. Этот путь доставки наркотиков был мертв. Теперь нам нужно было сконцентрировать все усилия на поисках наркотиков, полученных по зиплайну.

Был только один реалистичный способ достичь столь важной цели – облава на наркоторговцев. Мы должны были застать их врасплох. Если бы заключенные узнали, что мы собираемся обыскать их камеры, мы бы услышали, как половина крыла спускает воду в унитазах одновременно. Как мы могли застать их врасплох? С помощью собак.

Активные и пассивные собаки. Два совершенно разных типа служебных носов. Активные собаки шумны. Учуяв запах контрабанды, они начинают лаять и сходить с ума, и их используют для обыска территорий. Пассивные собаки обнюхивают людей и не поднимают шум. Что-то обнаружив, они тихо сидят. Такие собаки гораздо менее агрессивные и более спокойные. Часто в качестве активных служебных собак выбирают гиперактивные породы, например спрингер-спаниелей, а в качестве пассивных – лабрадоров, хотя это не установленное правило.

В Уормвуд-Скрабс было два прекрасных служебных пса. Альфи, бело-коричневый спрингер-спаниель, был активным псом, а черный лабрадор Монти – пассивным. Позднее у нас появился черный лабрадор Гарри. За время моей работы в Уормвуд-Скрабс у нас было много служебных собак, искавших наркотики. В среднем они служили от четырех до шести лет, после чего выходили на пенсию и либо находили новый дом, либо оставались жить с тем, за кем они числились на работе. За все эти годы я ни разу не встретила кинолога, который не захотел бы оставить собаку. Некоторых из них ждали дома сразу четыре или пять собак. Они очень привязывались к своим питомцам и не могли расстаться с ними.

Какими бы хорошими ни были служебные псы, «мощности» их носов было недостаточно, чтобы охватить весь корпус Д. Нам нужно было собрать «войска», то есть кинологов и надзирателей из ближайших тюрем.

В тюрьмах царил дух единения. Я помогу тебе, а ты – мне.

Нам приходилось трудно, если мы не могли положиться друг на друга в кризисные моменты. Возможно, в крыле Д не было эпидемии наркомании, но наркотики были серьезной проблемой. Не забывайте, проблема может начаться в одном месте, но пройдет лишь немного времени, прежде чем она распространится на всю тюрьму.

Была половина шестого утра. На улице было темно и очень холодно. Около сорока надзирателей из Уормвуд-Скрабс и близлежащих тюрем Пентонтонвилл и Уондсуэрт, национальные кинологические группы, восемь собак с кинологами, старший надзиратель, ответственный надзиратель и надзиратели ночной смены, которые изъявили желание остаться, а не поехать домой, ютились в комнате для свиданий, где, как это понятно из названия, проходят встречи заключенных с посетителями. Это было единственное место в Уормвуд-Скрабс, где надзиратели могли остаться незамеченными. Если бы кто-то в корпусе увидел толпу сотрудников и собак, он предупредил бы всю тюрьму, ударяя по решеткам и крича. В таком старом здании звук разносится беспрепятственно.

Надзирателей распределили по парам. Первый обыскивал одну сторону камеры, а второй – другую. Хотя в нашем распоряжении было гораздо больше сотрудников, чем обычно, их все равно было недостаточно, чтобы охватить все 244 камеры. Для этого понадобились бы 488 мужчин и женщин. Нам пришлось составить шорт-лист: выбрать «крупных игроков», или заключенных, которые с наибольшей вероятностью могли быть замешаны в наркоторговле и контрабанде. Часто они передавали наркотики какому-нибудь простофиле, чтобы тот за ними присматривал. Нам нужно было мысленно составить блок-схемы того, что и где происходило. Одни надзиратели лучше справлялись с этой задачей, чем другие. Не хочу хвастаться, но мне казалось, что я неплохо разбиралась в схемах движения наркотиков. Это связано с тем, как я общалась с заключенными. Я находила время поговорить с ними, выяснить, что их провоцировало, и оценить атмосферу в корпусе. У меня была вторая пара глаз на затылке. Мы сократили список подозреваемых примерно до 30 человек.

Я уже выкурила как минимум четыре сигареты и выпила две чашки кофе, чтобы